Слово Говорящего - [2]

— Я знаю, — послышался внезапно уверенный голос. И надежда Дзюбэя, что именно этот голос он сегодня не услышит, с треском рухнула.

— Что ты хочешь сказать, Кагэро-кун?

Кагэро в деревне был единственным пришлым.

Жил на отшибе, но людей не чурался. Только жена его почти никогда не приходила в деревню, все больше крутилась у дома, что стоял на холме за деревней. Впрочем, объявился он давно, так что уже все привыкли к нему.

— Я знаю, — повторил Кагэро, — какое наказание можно применить. Но позвольте мне не раскрывать своего замысла. Вы разрешаете мне, Дзюбэй-сан, самому все сделать?

Кагэро так посмотрел на Дзюбэя, что тому пришлось отвести глаза. Старик боялся молодого пришельца, но ведь его голос не имел большого значения. Дзюбэй с самого начала был против Кагэро. Впрочем, старик так и не смог подавить в себе невольное уважение к этому человеку.

— Погоди, Кагэро-кун. Что ты говоришь? Как же я могу позволить, если не знаю, что ты удумал?

— Верьте мне, я придумал достойное наказание для той, кто сошлась с врагом.

— Времена открытой вражды прошли, — неуверенно сказал Дзюбэй, озираясь по сторонам.

Тут же десятки глаз вонзились в него острыми кинжалами.

— Враг остается врагом навсегда, — все так же твердо ответствовал Кагэро. — Я не нанесу ни единой царапины дочери Дзакуро-сан. Если же я причиню ей хоть какой-то вред — варэ во васурэтэ, — буду служить ей до конца дней.

Дзюбэй до хруста в суставах сжал пальцы. Отвечать ему: он позволил, он мог не допустить, он, он, он… Но остальные прячут глаза и прикрывают рот рукой, а Кагэро смотрит уверенно и спокойно.

— Делай, — выдохнул Дзюбэй. — Делай, как знаешь, Кагэро-кун, но помни свое обещание. Нарушишь его — сам изобью тебя палкой.

— Спасибо, Дзюбэй-доно, вы не пожалеете.

Вскоре у костра уже никого не было, кроме Дзюбэя. Он смотрел в угасающее пламя и думал.

* * *

Камари опустила ладони в воду, пошевелила пальцами — холод упруго скользил по коже. Она села на маленькую скамеечку и стала наблюдать за танцем песчинок на дне миниатюрного водоема. Еще очень давно, когда Камари была маленькой девочкой, рядом с домом пробился на поверхность родник. И Дзакуро, отец, раскопал ямку и усыпал ее песком.

Камари водила кончиками пальцев по поверхности воды, и в хрустальных разводах… ей казалось, что она видит его лицо — лицо любимого Дакуана. Он улыбался и говорил что-то, наверное, приятное для ее слуха.

— Омаэ… — Камари вздрогнула и обернулась. Сзади стоял отец. Он был мрачен и суров.

— Охаео годзаймас…

— Омаэ, мне надо поговорить с тобой.

Камари склонила голову. Она, конечно, понимала, о чем хочет говорить с ней отец.

— Ты должна была знать, что твой поступок не останется без наказания.

Камари посмотрела в лицо отцу. И поняла, как тяжело дались ему эти слова. Дзакуро побелел, губы его дрожали.

— Я понимаю. И что? Меня изобьют палками так, что мой Дакуан потом не сможет узнать меня? Или что?

— Не знаю, омаэ. Как решили.

— Кто решил?

— Какое решение принял Дзюбэй-сан…

— Что? Ты отдал свою дочь в руки… чужих людей?!

— Молчи, омаэ! Ты сейчас виновата, и вина твоя серьезна!

— Брось! Какая вина? Сколько можно помнить?

— Яхари! — Дзакуро ударил кулаком о бедро и отвернулся. — Ты, дочь, не знаешь ничего, ты выросла в спокойствии, которое я и твоя мать, пусть вечно будет жить ее имя, всеми силами охраняли…

Голос Дзакуро сорвался, он прижал ладонь к лицу и замолчал. И только через несколько минут смог вымолвить:

— Наказание выбрали.

— Какое?

Дзакуро молча смотрел, как пляшут песчинки на дне озерца.

— Какое? — закричала Камари. Дзакуро отвел взгляд в сторону. Как он мог сказать, если сам не знал…

— Пора идти работать.

— Какое?! — кричала Камари ему вослед, но он не обернулся. И в тот день он не вымолвил больше ни слова. Только когда к нему подошел мальчишка и сказал: «Дзюбэй-сан хочет с вами поговорить. Китэ кудасаймасэн ка?», он коротко ответил: «Иэ» и снова нагнулся к земле.

* * *

Кагэро облачился в простую, незамысловатого покроя одежду. Была бы его воля, он одел бы только штаны из легкой ткани и все. Из оружия он взял короткий меч кодати. Воздав хвалу богине Аматэрасу, он также обратился с просьбой о защите к богу Цукиками, под оком которого и собирался совершить задуманное, и уж потом помолился всем семи богам удачи.

Две деревни отделяла друг от друга река. Названия ей не придумали, так и называли — Река. На ее берегу Кагэро стоял до тех пор, пока не взошла луна. Почему? Потому что знал: в той деревне спать ложатся, когда по земле раскатывается волна серебристого света, не раньше. И уж после этого Кагэро бросился в воду.

До середины он плыл не скрываясь, а когда стал приближаться к противоположному берегу, нырнул и почти весь остаток пути проделал под водой. Меч Кагэро держал в зубах, хотя и рисковал порезать губы и язык. Короткий кодати — лучшее, что мог бы выбрать Кагэро.

Выбравшись на берег, он тенью скользнул под прикрытие деревьев, что росли над самой водой. Там он тщательно выжал штаны, вытер ноги, но все же подождал, пока ступни не высохнут окончательно. Никто не должен догадаться, что незваный гость пришел из-за реки, а значит, из соседней деревни, с которой враждовали во все времена.