Слово арата - [122]

— Эти голодранцы надумали создать свою письменность!

— Разговор об этом всюду идет, — посерьезнел хелин. — Что же предпринимать, учитель?

— Надо помешать этой дурацкой затее. Она противоречит религии.

— Верно, учитель! Мы тоже не будем сидеть сложа руки.

Майдыр-ловун покровительственно улыбнулся:

— Сам бурган башкы пророчествует твоими устами, хелин!

Он коснулся склоненной головы Ирикпина корешком молитвенной книги.

— Пусть воля божья снизойдет на нас, — не разгибая спины, хелин посмотрел на Майдыр-ловуна.

— Пусть будет так. Слушай внимательно. Я поеду отсюда в предгорья Танды — в Межегей и Кок-Булун. Оттуда — в Хендерге и Ак-Дуруг. Побываю во всех хуре, у всех лам. Ты, хелин, отправишься в хуре Самагалтая, Морена, Нарына, Теса, Бай-Холя. Объяснишь ламам, что делать. Могу я на тебя положиться?

— Как могло сомнение омрачить ваш светлый ум, учитель? Кто посмеет ослушаться вас? Мы все — слуги божьи… Именем бога клянусь: приложу все силы! — Ирикпин снова склонился перед камбы. Тот несколько раз похлопал его по загривку молитвенником.

— Все в руках божьих. На все его воля, — бормотал хелин. — А что, если, учитель, говорить всем, будто эти голодранцы-партийцы, эти кулугуры, не только против господа, — но и против народа идут?

Майдыр прищурился.

— А ты не. глуп, хелин. Не глуп. Давай подумаем. Ну-ка, посмотри, нет ли кого лишнего.

— Кто нас может подслушивать? Все же посмотрю. Кто его знает…

Ирикпин выбежал из юрты и тотчас вернулся:

— Никого.

Майдыр-ловун, полузакрыв глаза, молился. Время от времени бросал в огонь ветки можжевельника, гремел бубенцами.

* * *

Монахи всерьез забеспокоились. Они прекрасно понимали, чем им грозит грамотность аратов. Письменность страшила их едва ли не больше, чем сама революция.

Поползли по хошунам нелепые слухи, распространяемые монахами. Злые слухи. Невероятные. Расчет был верный: чем неправдоподобнее, чем чудовищнее ложь, тем больше надежд, что кто-то в нее поверит. И кое-где верили ламам. Ведь «святые отцы» говорят! А они все понимают, все знают.

Взбудораженная монахами толпа собралась в Тэли. Стоял шум, люди колебались.

— Давайте разберемся, — пытался перекричать толпу Чыртак-оол. — Честно говоря, они только прикрываются религией. Это же первые обманщики — ламы. Будто сами не знаете. Как они лечат? На тот свет людей отправляют. Да они хуже бандитов! Моего отца до смерти залечили, а единственного коня забрали. Сколько овец выманили «за лечение»! Разве не так? Теперь они против грамоты нашептывают. «Кто учиться станет — в ад попадет». Выходит, все грамотные ламы давно уже в чертей превратились! А мы, как бараны, слушать будем?

Затерявшись в толпе, шпионы Ирикпина наблюдали за происходящим. Как поведет себя народ? Но того, что случилось потом, ни Майдыр-ловун, ни Ирикпин не могли предполагать.

— Правильно! — послышались голоса.

— Сколько можно надувать нас?!

Шум стал еще сильнее.

— Нечего сидеть сложа руки, ребята! — вырвались на середину круга два парня. — Надо их уничтожить! Ну, кто с нами? — и бросились к своим коням.

— Я! Я! Мы! — зазвучало со всех сторон.

И вот уже сотня всадников помчалась в Аксы-Барлык и Алдын-Булак. Араты с ходу набрасывали арканы на ограду, на купола монастырских строений и, гикая, нахлестывая коней, тянули арканы на себя. В клубах пыли рушилось хуре. В воздухе летали разорванные в клочья молитвенные книги.

Кто-то проткнул барабан. Трещали по швам занавески.

Жалкой кучкой сгрудились во дворе ламы. Большинство из них самого низкого ранга — хуураки, послушники. Тощие, оборванные, с выпирающими скулами, они стояли, опустив головы.

— Чаа! Нечего с ними разговаривать, — распорядился Бак-Кок. — Пусть разъезжаются по своим аалам и занимаются полезным трудом.

— Выращивайте скот! — подхватил Чыртак-оол. — Сами убедились: против вас народ ничего не имеет. Вас тоже обманывали.

Ламы, словно с аркана сорвались, засверкали пятками.

Ненависть бедняков к ламам и шаманам вскипела, как суп в котле, и выплеснулась разом, вдруг. Еще одна цепь спала с аратов.

* * *

Приступила к работе комиссия, назначенная ЦК. В нее вошли Шагдыр-Сюрюн, Седип-оол, Бак-Кок и Даландай. Меня ввели как министра просвещения.

Не обошлось без споров и здесь. Даже в самом Центральном Комитете не было единогласия. Сомневавшихся оказалось довольно много. Пугала сложность предстоящей работы. Никто, по существу, не знал, с чего начинать, по какому пути пойти.

Были не только «сомневающиеся». Даландай, Хонекпен и Элбек-оол отстаивали свою позицию:

— Может, в самом деле, заглянем в тангут… Или монгольскую письменность посмотрим. Все-таки мы издавна ею пользуемся…

Ну чем не Майдыр-ловун? А ведь не ламы — члены ЦК!

У этих троих было преимущество: они хоть немного, но владели монгольским языком. И на первых порах им удалось взять верх. По их предложению начали составлять проект на монгольской основе, хотя было очевидно, что такой проект будет на руку только ламам и феодалам. А тем и другим араты уже неплохо ответили. Бедняки с нетерпением ждали, что скажет партия. Как самого большого счастья, ждали араты свою, тувинскую письменность. Можно ли было обмануть их надежды?