Слово - [158]

— Чувствую я, доченька, чувствую. Но ласковый он, и говорит-то как!.. Не знаю, что и думать. Ты вот говоришь — я слушаю, он говорит — слушаю. Все так говорят хорошо… Да что мне Леонтий теперь! Тимофей вернулся!

— Теперь у вас все будет, Марья Егоровна, есть с кем говорить.

— Дай бы Бог, — вздохнула она. — Дай бы Бог.

Марья проводила ее за ворота. Поклонились они друг другу в пояс. Марья перекрестила ее, махнула рукой:

— Ступай с Богом. И не оглядывайся, а то тосковать будешь.

Анна пошла, не оглядываясь. Звонкий дребезг отбиваемой косы нагонял ее, опережал и уносился вдаль. И возвращался эхом, очищенным от дребезга, легким и певучим.

Так бы, может быть, и ушла, чтобы не тосковать потом, но вдруг оборвался стук, и она оглянулась: Марья стояла у ворот, а за ее спиной возвышался Тимофей и глядел ей вслед из-под руки.

Едва Лука Давыдыч отринул Бога и сжег на костре иконы, наказанием Господним взыграла покоренная плоть.

Наевшись ухи, сырой рыбы и саранок — его желудок выносил и не такое, — он метался на лежанке в душной келье и стонал, сучил коленями в толстую немую стену. Несколько раз, по старой привычке, он призывал Господа, однако тут же матерился, поминая его имя, вскакивал и начинал скакать вокруг избушки. Не помогало. Вернее, отвлекало на время, но стоило лечь и закрыть глаза, как вырастала перед глазами Марья Белоглазова. Молодая еще девка на выданье и в таком виде, что, будь он верующим, за год грехов не замолить. Было Луке лет шестнадцать, когда он бегал к белоглазовской бане подсматривать в окошко. Все не везло: то на мужиков натыкался, то на старух, а однажды заглянул и обмер в испуге и немом восхищении — Марья!.. Так бы и остался тайной грех юности, но на исповеди он признался деду Хрисогону и был выдран узловатой веревкой. И вот теперь ему грезилась та молодая Марья и не давала уснуть. Отчаявшись, он побежал к озеру, скинул одежду и выкупался в холодной воде. Отлегло на сердце, утихла плоть. Лука вернулся в избушку с намерением поспать в утренние часы, однако в это время появился странник Леонтий.

— Выздоровел, праведник? — участливо поинтересовался Леонтий. — Одыбался, раб Божий?

— Одыбался, — настороженно сказал Лука.

Леонтий присел на бревно, устало вытянул ноги.

— Слушай внимательно, Христов любимчик: собирайся, пойдешь в Макариху. Найдешь там странников — анчихристов, что у Марьи остановились, и последишь за ними, куда они поедут. До самого Колпина за ними езжай, понял? Как в самолет сядут — возвращайся назад. Вот тебе сто рублей, возьми. Пригодятся в дороге.

Лука взял деньги, повертев, засунул в карман.

— Чего это у тебя нужда такая? — сощурился он. — Раз тебе надо, ты и езжай. А я не шестерка, чтобы их легавить.

Леонтий вскинул брови, выкатил черные глаза:

— Лука Давыдыч? Что с тобой?

— Во! — Лука сложил фигу и сунул Леонтию под нос. — А денежки мне сгодятся, на лечение. У меня от гадова укуса не токо рука болит, душу ломит. И все из-за тебя!

— Ах ты… чудотворец! — взъярился Леонтий и медленно пошел на Луку. — Ах ты… утопленник! Ты кому фигу кажешь, парашник вонючий? Ты на кого хвост поднял?

— Уйди! — заблажил Лука, хватая котел с недоеденной ухой. — Уйди! Я по здоровью на фронт не братый! А после гадова укуса — убью, и ничего мне не будет!

Леонтий, расставив руки, шел на Луку. Тот отступал, пока не уперся спиной в стену избушки. Леонтий сделал резкий выпад, норовя поймать противника за руку, но Лука изловчился и опустил котел на голову странника. Странник ойкнул и медленно завалился набок…

«Убил! — пронеслось в голове Луки. — Как есть убил!.. А кто видал? А никто не видал! И кто его, бродягу, хватится? Никто не хватится! Закопаю — и шито-крыто!»

Он схватил лопату и затрусил к лесу. Потом вернулся, взял Леонтия за ноги, словно в оглобли впрягся, и потащил. В лесу он выбрал место под колодиной и начал рыть яму. Мягкий лесной грунт поддавался легко, скоро Лука по пояс ушел в землю. «Пожалуй, хватит, — решил он. — Его, бы, гада, зверям на съедение бросить за позор, который мне учинил…»

Он отбросил лопату, вылез из ямы и наклонился над Леонтием, чтобы свалить его в могилу.

Но Леонтий вдруг застонал и, открыв глаза, сел.

Волосы на голове Луки встали дыбом. Он попятился заорал, перекашивая лицо, и, развернувшись, бросился в лес…

В Останине действительно стоял «на парусах» скоростной катер водной инспекции. Анна поднялась на палубу, заглянула в капитанскую рубку:

— Попутчиков возьмете?

Парень в речной форме весело подмигнул, улыбнулся:

— Такую попутчицу на край света возьму! Располагайся!

— Иван, забирайся сюда! — распорядилась она. — Сначала рюкзаки, потом сам.

Капитан сразу потерял интерес и, подняв рупор, чуть, не в ухо прокричал:

— Поднимайся живей! Отчаливаем!

Иван перевалился через леера, оглядел берег.

— Никого? — спросила Анна.

— Черт его знает… — выругался Иван. — Возле меня все вон тот мужик вертелся, спрашивал, куда едем и зачем. Вон стоит!

Невысокого роста мужичок в безрукавной сорочке махал фуражкой и что-то спрашивал. Но непонятно, то ли у капитана катера, то ли у Ивана.

— Леонтий слежку установил, — сказала Анна.

— Да ну, — бросил Иван. — Если от Макарихи никого не было, тут не будет. Не организация же у него подпольная?