Словно распустившийся цветок - [26]
– Не сомневаюсь, что у вас имеется множество прекрасных образцов бирючины[31], мистер Хопкинс-Уайт.
Он озадаченно нахмурился:
– Моя коллекция… в настоящий момент пребывает в некотором беспорядке, видите ли, но да. Я собрал много экземпляров, пока жил в Нортумберленде. Уверен, среди них имеется и бирючина.
Мисс Темплтон вздохнула:
– Обожаю все экзотическое. А вы, мисс Уитерсби?
– Кое-что. – Зачастую экзотика представлялась мне чересчур чужеземной.
– Я имела в виду местную экзотику. Особенно те разновидности цветов с севера, которые нечасто встречаются здесь.
Мистер Хопкинс-Уайт изо всех старался не улыбнуться:
– Поскольку Нортумберленд находится на севере, то, должен заметить… Точнее говоря, здесь, у вас, в Чешире, цветов гораздо больше, и они куда разнообразнее.
– Но вы, кажется, говорили, что на вашу коллекцию стоит посмотреть! – Мисс Темплтон буквально осыпала бедолагу упреками. – Скромность вам к лицу, но мы с мисс Уитерсби полагаем себя искренними ценительницами цветов, поскольку сами очень любим собирать их, и я надеюсь, что когда-нибудь мы сможем убедить вас продемонстрировать нам свою коллекцию.
– Разумеется, я буду счастлив…
– Ваша любезность не знает границ! Нам бы не хотелось мешать вашим трудам над проповедями, но, быть может, нам удастся уговорить вас показать ее во вторник после полудня? Скажем, в районе четырех часов?
– Во вторник? Что ж, разумеется, вторник…
– Вот и замечательно! В таком случае до встречи.
Мы обе сделали реверанс, и, пока приходской священник округлившимися от изумления глазами смотрел на моего дядю, стоявшего рядом, мисс Темплтон схватила меня за руку и потащила прочь.
– Боже милосердный! А ведь у этого человека восемь детей. Удивления достойно, как он сумел собраться с мыслями настолько, чтобы жениться в первый раз.
– Собственно, он не так уж глуп. – Честно говоря, мне показалось, что вел он себя много лучше, нежели в прошлый раз. – И он был прав насчет того, что здесь, на юге, встречается значительно больше цветов, чем на севере.
– Мне нет никакого дела до цветов, мисс Уитерсби!
– В таком случае для чего же вы вынудили его дать согласие показать нам свою коллекцию?
– Чтобы вас видели бывающей у него дома. Никто и никогда не заподозрит, что он строит планы в отношении меня. Папа ни за что не одобрит его ухаживаний! А вот вы, мисс Уитерсби, совсем другое дело. Я пущу слух, что мы с вами намерены побывать в гостях у мистера Стенсбери и мистера Хопкинса-Уайта во вторник, и тогда посмотрим, что станут болтать досужие языки!
Глава 7
Не прошло и двадцати минут, как к нам подплыла миссис Биквит:
– Я слышала, что у нового приходского священника восемь детей. – Скулы у нее порозовели и теперь полностью соответствовали тону платья.
Поскольку она, судя по всему, обращалась ко мне, то и ответила ей тоже я:
– Мне говорили то же самое.
– Однако же, полагаю, что для вас это не имеет особого значения.
– Для меня? А почему это должно иметь для меня значение?
– В вашем возрасте нельзя быть слишком уж разборчивой.
– Разборчивой? Полагаю, все зависит от того, о чем идет речь. Если о микроскопах, то здесь, на мой взгляд, разборчивость очень даже уместна. Мы с отцом всегда считали, что германские линзы, хотя и ужасно дороги, в этом смысле представляют собой куда более удачный выбор…
– Микроскопы? – Миссис Биквит развернулась к мисс Темплтон. – Какое отношение имеют микроскопы к…
Мисс Темплтон одарила ее обворожительной улыбкой:
– Мисс Уитерсби обожает цветы. Ее отец – очень известный ботаник.
– Вот как? – Взгляд дамы вновь переместился на меня. – В таком случае, вы должны стать членом Общества изучения живой природы «Кингз-Хед».
– Я так не думаю. Я…
– Вы должны присоединиться к нам. Нет ничего более вдохновляющего, чем цветы. Мы собираемся в воскресенье после полудня.
После того как хозяйка вечера удалилась, я изложила свои соображения мисс Темплтон:
– Я не хочу становиться членом Общества изучения живой природы.
– Но почему? Я сама состою в нем.
– Я возражаю против самой идеи подобных Обществ, поскольку большую часть времени они попросту уничтожают ту самую природу, ради изучения которой якобы созданы, так что к тому моменту, когда на горизонте появляется настоящий ботаник, ему уже нечего собирать и коллекционировать!
– Прошу вас, говорите тише. Не надо повышать голос. На нас уже начинают обращать внимание. – Развернув свой веер, она принялась томно обмахиваться им.
– Ну и пусть!
– Боже милостивый, мисс Уитерсби, совершенно ни к чему столь яростно отстаивать собственное мнение. Особенно когда предполагается, что все ваши мысли заняты замужеством. – Она вновь похлопала меня по руке, оглядывая комнату. – Интересно, рядом с кем нас посадят за ужином? Я намерена быть смелой и надеюсь, что вы окажетесь достойной собеседницей для мистера Стенсбери. Полагаю, он обладает всеми задатками джентльмена. Какое несчастье, что он составил себе состояние на железных дорогах. Это никоим образом не может свидетельствовать в его пользу. А жаль.
К тому времени, как мы сели за стол, я умирала с голоду. В целом же, компания выглядела весьма пестрой и даже красочной. Собравшиеся напомнили мне цветущий луг в июле.
Лекарь Яков Ван Геделе прибывает в Москву, только что пережившую избрание новой императрицы. Потеряв своего покровителя, шпиона, отравленного ядом, Яков бежит в Москву от дурной репутации – в Кенигсберге и Польше молва обвиняла в смерти патрона именно его. В Москве, где никто его не знает, Яков мечтает устроиться личным хирургом к какому-нибудь в меру болезненному придворному интригану. Во время своей московской медицинской практики Яков наблюдает изнанку парадной столичной жизни и в необычном ракурсе видит светских львов и львиц.
СССР, конец 70-х. Вчерашний студент Олег Хайдаров из абсолютно мирной и беспечной Москвы попадает в пылающую войной Анголу, которая только что рассталась с колониальным прошлым и уже погрузилась в кровавую, затянувшуюся на два десятилетия гражданскую бойню. Война перемалывает личные отношения, юношеский романтизм, детские представления о добре и зле. Здесь прочитанные книги становятся бесполезной макулатурой, дикие звери в африканской саванне обретают узнаваемые человеческие черты, свобода превращается в призрак долгого и тернистого пути в бесконечность, Родина кончается на лжи и предательстве близких и начинается вновь, когда возникают надежда, вера и любовь…
Покинув стены Смольного института, юная Алина Осоргина (née Головина) стала фрейлиной императрицы, любовницей императора и вошла в высший петербургский свет — а значит, стала заинтересованной свидетельницей драмы, развернувшейся зимой 1836-го и приведшей к дуэли на Черной речке 27 января 1837 года. На обложке: Алексей Тыранов, «Портрет неизвестной в лиловой шали», 1830-е годы. Холст, масло. Государственный Русский музей, СПб.
Юная Нельда, которую каприз ее авантюриста-отца забросил в смертельно опасные прерии Дикого Запада, внезапно осиротела во время налета индейцев на переселенческий караван…От кого могла ожидать хрупкая, одинокая и совершенно беспомощная красавица помощи и поддержки? Как ни странно — только от злейшего врага своего отца, мужественного и благородного английского аристократа Селби Харлестона, готового не только защитить Нельду, но и подарить ей силу и счастье настоящей, нежной, всепоглощающей любви…
Прекрасную Камиллу Ламбурн ждет блестящее будущее ее выдают замуж за принца Мельденштейнского. Но девушку не радует роль правящей принцессы и жены немолодого, незнакомого ей мужчины, она мечтает соединить судьбу с человеком, который давно покорил ее сердце.