Словно распустившийся цветок - [20]
– Я надеялся, что к этому времени ты будешь готова, моя дорогая.
Я встала:
– Я готова.
– Я полагал… То есть, я надеялся… Разве не говорили мы по поводу парадной формы только сегодня днем?
– Именно в этом я ездила в Лондон в прошлом году.
– Да… Но разве у тебя не осталось ничего из того, что ты носила, пока была в самом Лондоне? Что-нибудь такое… что блестит и переливается?
Блестит и переливается? Или двух рядов латунных пуговиц на моем корсете ему уже недостаточно?
– У меня есть только это. Но этому платью всего год, и оно очень прочное.
В нашу беседу вмешался мистер Тримбл. И довольно бесцеремонно, по моему мнению.
– Ваш дядя имеет в виду, что вы надели дорожное платье, мисс Тримбл, тогда как в это время суток полагается надевать вечернее платье.
– Совершенно верно, молодой человек. Благодарю вас.
– Я решительно не понимаю, почему это не годится. Если я надела его вечером, тогда, по определению, оно становится вечерним платьем, не так ли?
Но мистер Тримбл упрямо покачал головой:
– Думаю, что ваше определение выглядит куда буквальнее общепринятого.
– Но оно выполняет свою роль, разве не так?
Мой дядя нахмурился.
– Для каждой работы существует надлежащая форма одежды, дорогая Шарлотта. Ты не можешь командовать кораблем, если на тебе форма гардемарина.
– Надлежащая или нет, но это – последняя обновка в моем гардеробе.
Мистер Тримбл вновь позволил себе беспардонное вмешательство:
– А как насчет… Что вы надеваете, когда идете в церковь, например?
– Просто… обычное платье.
– Быть может, ваше «обычное платье» окажется более удачным выбором.
– Если вы настаиваете.
– Настаиваю.
Я устремила взгляд на дядю:
– В таком случае вам придется дать мне еще несколько минут.
На самом деле я решительно не понимала, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Адмирал просил меня надеть что-нибудь стильное, а лондонский наряд как раз и был моей последней обновкой. Не то чтобы я так уж желала эту вещь; вовсе нет, он сам настоял на ней, когда узнал, что мы едем в столицу. Более того, он сам заказал и оплатил ее. Но сейчас я со вздохом сняла ее и окинула взглядом свой гардероб.
Первым шло зеленое платье в полоску, расшитое примулами и отороченное лентой. Вторым висело светло-голубое платье, скроенное так, словно на него накинут жакет. Хотя последний был намертво пришит к корсету и даже не распахивался, что, по вполне понятным причинам, приводило меня в ярость.
Поскольку погода была прохладной, я остановила свой выбор на наряде с ложным жакетом, хотя на то, чтобы застегнуть его, у меня ушло некоторое время. Мне пришлось повернуться спиной к зеркалу и попадать в крючки, держа в одной руке специальный фиксатор, а во второй – приспособление для застегивания. Я была вынуждена изрядно поломать голову, прежде чем сумела разработать этот метод. После смерти матери иного выхода у меня не было. Покончив с крючками, я достала шляпку, весьма походившую на футляр для сбора растений с откинутой крышкой, завязала ленты под подбородком и вернулась в малую гостиную.
Ожидай я восхищенных возгласов и комплиментов, меня бы ждало горькое разочарование.
Адмирал нахмурился:
– Разве у тебя нет чего-нибудь… более пышного? Или хотя бы с блестками?
– С блестками? Нет.
– Пожалуй… пожалуй, будет лучше, если мы сегодня никуда не поедем, дорогая. Я пошлю записку с извинениями и…
– Это никуда не годится. – Мистер Тримбл таращился на меня во все глаза, а потом шагнул вперед и кивком указал на мою юбку. – Это – дневное платье, а не вечернее. Вам нужно что-нибудь более… У вас есть хотя бы нижние юбки под ним?
Мне совсем не понравилось, что некто вздумал читать мне лекции о женской моде, будучи при этом всего-навсего овцеводом. Из-за его роста и широченных плеч со стороны могло показаться, будто он угрожающе навис надо мной. Я вдруг ощутила себя крайне… непривычно.
– Нижние юбки? А зачем?
– Потому что так принято. По крайней мере, было принято, когда я уезжал в Новую Зеландию, и я не заметил, чтобы эта мода сильно изменилась.
Я не носила нижних юбок. Принципиально. Я их презирала. Они всегда запутывались у меня вокруг лодыжек, разве что иногда поддевала те, которые были куплены в годы юности, а теперь ужасно жали в талии.
– Но я не смогу и шагу ступить, если надену их!
– Смысл не в том, чтобы расхаживать, а в том…
– То есть, я должна буду стоять на месте? Но для чего я тогда вообще иду на этот званый ужин?
– Это к делу не… – Он вдруг с большим интересом уставился куда-то прямо мне под грудь. – Это… Кстати, что это такое? Я имею в виду это большое пятно у вас на лифе.
Я попыталась взглянуть на себя, но мне мешала грудь.
– Затрудняюсь ответить.
Взяв карманную лупу, которую мистер Тримбл оставил на столе, я приложила к ней с обратной стороны книгу. Наведя ее на свою грудь, я сразу же узнала пятно по отражению.
– Это – капелька черной туши. Обычно я надеваю халат, когда работаю с иллюстрациями, но в тот день в минувшем месяце…
– Черная тушь? – В голосе мистера Тримбла прозвучало неприкрытое негодование. – Ваше платье безнадежно испорчено.
Я презрительно фыркнула:
– Ничего страшного. Я приобрела его всего несколько лет назад. И до сих пор это платье меня вполне устраивало.
Каждый из героев этих новелл сполна заплатил по предъявленному судьбой счёту за то, что считал главным в своей жизни, к чему шёл, побуждаемый чувством долга и пониманием своего жизненного пути. И пусть цена оказалась дорогой, порой непомерно высокой, они все её отдали без колебаний. Кто-то из них заплатил любовью, а другие – жизнью.
Идет жестокая война, но в небольшом порту Нового Орлеана о ней знают лишь понаслышке. У красавицы Лиз и без того нелегкая жизнь. Ей приходится тяжело работать, чтобы помочь семье. Один вечер меняет все – Лиз попадает на бал! Среди знатных джентльменов она встречает загадочного дона Рафаэля Гонсалеса. Девушка сталкивалась с ним и раньше, однако именно здесь, среди огней вечера, он покорил ее сердце. Но почему этот испанский дон так любезен с Лиз? Неужели он совсем не тот, за кого себя выдает?
Датская принцесса Энгебурга, ставшая королевой Франции, провела двадцать лет в монастырях и тюрьмах. За что молодой король так поступил с ней? Возможно, своей красотой она напомнила ему о кощунстве, совершенном в ночь перед посвящением в рыцари. Тогда, в храме, юный Филипп, вместо того чтобы молиться, расточал слова любви статуе Мадонны, умоляя ее снизойти в его объятия. Через несколько лет ему представили невесту, лицо и фигура которой были точно скопированы с той самой статуи. Единственной ее виной было сходство с Божьей Матерью – и за это двадцать лет она провела в заточении! Что это, если не проклятие?..
Эдуард Джордж Бульвер-Литтон (1803–1873) – романист, драматург, один из наиболее известных писателей своего времени.В данную книгу вошли исторический роман «Последние дни Помпей» и один из ранних романов писателя «Пелэм, или Приключения джентльмена» (1828).В романе «Последние дни Помпей» описываются события, предшествующие извержению Везувия в I в. н. э., похоронившему под пеплом процветающий курортный древнеримский город. Вулканический пепел сохранил в неприкосновенности дома тех, кто жил за две тысячи лет до нас.
Книга, представленная вниманию читателей, основана на истории высокой любви между раби Акивой и Рахель, описанной в Талмуде. Именно благодаря своей жене Акива сумел преодолеть путь от неграмотного пастуха до одного из величайших мудрецов в истории Иудеи. В этом произведении рассказывается о родившемся в бедной семье и не получившем никакого образования в молодости Акиве. Он был простым пастухом и, перебираясь с места на место, везде выполнял тяжелую работу. Но однажды судьба преподнесла ему удивительный подарок, послав встречу с прекрасной девушкой.
Экзотическая Камбоджа столетия назад. Легендарный храм Ангкор-Ват. Коварное племя напало на мирных соседей, чтобы отобрать у них землю и свободу. Юная Воисанна попала в плен в день своей свадьбы и была отдана для утехи храбрейшему из воинов противника. Но Асал оказался совсем не похож на грубого захватчика. Очарованный прекрасной невольницей, Асал готов ради нее на все… И теперь в руках хрупкой красавицы — судьба родного народа. Ведь вместе с мужественным Асалом она сможет спасти принца Ангкора…