Словно распустившийся цветок - [19]
Мясник.
– По-моему, отец выразился достаточно недвусмысленно относительно своих желаний. И оба они теперь подпадают под вашу ответственность.
– Если вы просто подскажете мне, где я могу найти счет и лекцию, я с радостью займусь их поисками.
Я обвела взглядом груды бумаг и штабеля книг, громоздившиеся на всех ровных поверхностях в комнате:
– Думаю, вы прекрасно справитесь и сами, если просто начнете искать.
– Я уже искал. Но нашел лишь… – Оглядевшись по сторонам, он схватил первую попавшуюся стопку, что грозила вот-вот обрушиться со скамеечки для ног. – Повсюду я натыкался лишь на груды бумаг, точно таких же, как и вот эта!
Я жестом попросила показать мне бумаги, которые он держал, и он вложил их мне в руку. Мельком взглянув на них, я обронила:
– Это эфки.
– Это… что?
– Эфки. То, что начинается на букву «Ф». Например, бумага «формата 13 на 17 дюймов»[23], или бюллетени Национального общества папоротников[24], а также письма от мистера Фуллера, одного из корреспондентов моего отца.
– Но первое – писчая бумага, второе – общество, а третье – человек.
– Вот именно.
– Следовательно… если мне понадобится уточнить правила ухода за наперстянкой[25], я должен был искать их здесь же?
– Не говорите глупостей. Они бы лежали в стопке на букву «Д».
– Вот как?
– Потому что правильное ее название, мистер Тримбл, Digitalis. – Я окинула его внимательным взглядом. – Вы что же, плохо спали? Выглядите бледновато.
– Ответьте мне еще на один вопрос, мисс Уитерсби. Следует ли мне ожидать, что меня ждут двадцать шесть стопок бумаг, таких как эта? По одной на каждую букву алфавита?
– Вполне возможно.
– В таком случае, где вы мне посоветуете начать поиски того счета?
– В стопке на букву «С».
– «С» означает…
– Хотя, быть может, он лежит в стопке на букву «Д», которая означает «Дентон»? – Я не смогла удержаться, чтобы не поддеть его. Наверное, это из-за того, что воротник платья был мне чересчур тесен.
– Думаю, мне было бы намного легче, если бы вы набросали мне эскиз своей системы учета и хранения документов.
– Я бы с радостью, но ведь это означало бы оказать вам помощь, не так ли? А это мне отныне строго-настрого запрещено. Поэтому, надеюсь, вы поймете меня, если я скажу, что не стану делать этого.
И я принялась перелистывать страницы доклада, делая вид, что увлечена им.
Он окинул меня чрезвычайно выразительным взглядом своих голубых глаз:
– Я вас чем-то обидел?
– Вы? Ничуть не бывало, мистер Тримбл.
– Очень рад, потому что мне вдруг показалось, что…
– Дело в том, что мне показался чрезвычайно вопиющим и оскорбительным тот факт, что мне велели передать вам – человеку, с которым мы едва успели познакомиться, – дело всей моей жизни и жизни моего отца, а теперь выясняется, что вы еще и ожидаете от меня помощи. Словно все, что я делала, все письма, которые написала, те пенни, что я сэкономила, все… все… все ведра, что я подставляла под течь в крыше, – все это пустяки и ерунда, не стоящая внимания.
– Уверяю вас…
– И не только это. Ведь я вела почти всю его… – Я вовремя спохватилась и прикусила язык.
– Всю его что?
– Я… писала книги и тому подобное, чтобы оплатить наши счета. Отец сейчас работает над иллюстрированной серией, для которой я, кстати, рисовала все картинки, но дело это чрезвычайно сложное и долгое, а финансируется оно по подписке. И я не думаю, что эта самая подписка, хотя и очень дорогая, принесет нам больше денег, чем все его предыдущие труды. А мне почему-то кажется, что вы не умеете рисовать орхидеи?
– Не могу сказать, будто когда-либо…
– А я, значит, должна бросить незаконченные иллюстрации и всю свою недоделанную работу только ради того, чтобы выйти за кого-либо замуж?
– Я никогда не говорил…
– И передать всю отцовскую работу в руки человека, который даже не знает, как правильно называется наперстянка?
– Это была всего лишь шутка, уверяю вас.
– Да. Вот именно. Именно так я себя и чувствую. Как будто я должна передать все, что сделала и чего добилась, в руки более подходящего ассистента только потому, что у меня есть пестики!
– Пестики?
– Как будто кто-то счел их менее важными, нежели тычинки!
– Тычинки?
– Разве вы не понимаете, насколько это возмутительно?
– Я вижу, что вы вне себя от негодования.
– Чрезвычайно.
Он вновь встал и поклонился.
– Вы буквально кипите от гнева. Но, как мне представляется, это я вам помогаю, причем безвозмездно, а не наоборот.
Если бы он не занял мое место без спросу, я бы, пожалуй, смогла сполна оценить его чувства.
– Благодарю вас, мистер Тримбл. – Наконец-то передо мной промелькнул образ того человека, с которым я познакомилась в ходе нашей с ним переписки.
– Итак… вы согласны? Я имею в виду, набросать вашу схему учета?
Я вдруг почувствовала, как краска гнева заливает мне лицо.
– Вы что же, не поняли ни единого слова из того, что я вам сказала? Мой ответ – нет!
В кои-то веки дверной колокольчик зазвенел в самый подходящий момент.
Мистер Тримбл кивнул в сторону переднего холла:
– Я открою, пожалуй?
– Будьте так любезны. – Я вновь взялась за трактат с намерением все-таки прочесть его, но тут в комнату вошел адмирал. Он замер на месте как вкопанный, окинув меня взглядом с головы до ног.
