Слова - [16]

Если бы я смог смеясь умереть.

Где ты?

Эдем. Адам затаился в райских кущах.

Еле сдерживает свой трепет.

И вдруг голос Вездесущего:

— Адам, где ты?

Вопрос это Богу не нужен и даром,

Ведь он не зря Вездесущий.

Вопрос этот нужен Адаму

Более, чем хлеб насущный.

По сути, мы все Адамы,

Замок обмана на шее висит.

Причины обмана не даны,

Ключ в глубоком колодце лежит.

Нам нужно всем искупление,

И шанс такой нам дан.

Дух наш зовет к освобожденью

И спрашивает: «Где ты, Адам?»

Звезды сегодня какие-то настороженные,

Взыскуя, смотрят на меня с высоты,

Будто колючей проволокой я огорожен,

И они меня спрашивают: «Где ты?»

Обедня

За обед степенно, чинно он садится,

Ест медленно, сосредоточенно и вдохновенно,

Как будто с Богом соединяется в молитве,

Забыв про все: интриги, битвы.

В экстазе тихом ест небедный свой обед,

Но, если кто-то в ту минуту нарушит молчания обет,

Бросает свой прибор, кричит: — не потерплю, нет, нет!

Опять испортили, собаки, вы обедню!

Пиар во время чумы

Чума на оба наши дома уже идет,

И Юнговский Трюкач в обличье мажордома,

Провозглашая мир, войной грядет.

— Даю вам мир, руками машет,

Из рукавов летят ракеты, землю пашут,

Повсюду дым, кровь, смерть, обман.

— Нет, все не так и нет обмана,

У микрофона говорит от горя черный

Президент Обама.

Вы думаете, у нас нет Юнговского Трюкача?

Ну если нефти — денег нет, обман качай,

Не пара нам Обама, кого хотишь обманем.

— И оба-на, привет, Обама.

Вдова

Вдова услышанное превращает в быль,

— А вот мой Ваня тоже так любил,

Неважно что, дрова любил рубить,

Ловить ли рыбу иль крепко пить.

Вдова, ей сложно все забыть;

Останутся, живут воспоминанья,

Воспоминаньями уменьшаться страданья,

И надо как-то дальше жить.

Музы̀ка (слова народные)

Есть такие в жизни чистюли,

Слова они чистят как кастрюли,

Сказать они могут слово «попа»,

Но это все равно, что сунуть

Носом в жопу.

Поссать нельзя, пописать можно.

Пердеть!? — Пердеть и пукать

Только осторожно, как

Пистолетом с глушителем,

Тогда и будешь уважительным.

Но широка у русского душа,

Когда стоит он у дороги,

Раздвинув ноги,

Пьян, не сыт, но ссыт,

И вслух пердит, твердит:

— Сыка без пердыки,

Как свадьба без музы́ки.

Перец

Еще как будто бы вчера,

Лишь только в прошлом годе

Поливал я перец в огороде,

Густо растущий перец,

И говорил ему — давай расти

На жизненном моем пути.

А нынче перец не удался,

И говорю ему — на черта ты мне сдался.

К женщинам!

Трогательные вы женщины мои,

Так и так хотел бы вас потрогать,

Но память строгая, — не много ль натощак?

И как? Ведь ты не Шива.

Да я не Шива, но не вшивый,

Душа у меня широка,

И видит ясно око —

Все преграды преодолею,

Все лишенья претерплю,

Потому что, женщины, я вас люблю,

И с широкими объятиями

К вам иду, люлю, люлю.

Пещера

Пещера открыла свой рот,

В удивлении рассматривая стороны

Пространства и бездну времени,

Взошло солнце, и пещера ушла

в свою глубину.

Дождь идет…

Дождь идет тихо, задумчиво,

терции звучат монотонно,

все мои мысли бескрайние,

все мои чувства бездомные.

Ты рядом со мной, но от меня далеко

за какими-то мысами, весями,

а может быть, облаками,

тебя согреваю мыслями,

а хотелось руками.

Я судьбу свою не кляну,

много хорошего мне перепало,

хочу, чтобы было тебе тепло,

чтобы Душа твоя и тело

свободно дышали.

Горе

Когда никто не приходит,

Капля дождя в ладонь стучит,

И, создавая свою мелодию,

Так говорит, — нет никого,

Это не горе, горе еще не приходит,

Горе, когда поднявшись вдвоем в гору,

С горы в одиночестве сходят.

Подражание К. Пруткову

Чем мягче кресло, тем тверже убеждение,

Пусть все идет как есть,

Не надо нам иного мнения,

Потому иное — есть предубеждение,

И умников всяких надо бы известь.

Одиноко лежу в гробу…

Одиноко лежу в гробу,

А собственно, куда мне деться,

Если я жил обособленцем.

Скупое выражение лица,

И мрамор лба холодный,

Жена вся в черном без лица,

Страдания ее бездонны.

Все без истерик чинно,

И батюшка картинно

Кадилом машет у изголовья,

И говорит его глава

Пресветлые для всех слова:

— Аве! Аве! Господи Иисусе!

Пусть испепелится горе в грусти!

Откроются для упокойного врата,

Он в этом сомневался, но очень ждал.

Жизнь — колесница

Тоска по-новому — вот что нас тревожит,

Тень чувство — мысли сердце гложет,

Что существующее не то,

Что нам хотелось, но время — шапито

Чудесный фокус не покажет,

И юной жизни колесница правду скажет.

Душа — подсознание опыта не имея,

Пронзительности жизни откроет свой секрет,

Иди к себе как к свету,

Ведь все в тебе, а остального нет.

Когда года твои посыплет пеплом седина,

И истина, пройдя меж пьяных и орущих,

Покажется тебе мягкой и зовущей

В иное пониманье, — что ты живешь,

Коль рядом кто-то, коль есть о ком молиться,

И твоей жизни колесница

Не будет зря топтать жнивье.

Когда уж рядом никого и нет,

Окончит путь свой колесница,

И милосердья Божия десница,

Воткнет свой гибкий прут,

И обозначит — тут!

Вечером, вчера, пчела…

Жена от меня сбежала,

Ужалила и бежала без жала.

Вот такая безжалостная

Жужжала, жужжала

И от меня убежала.

А собственно — куда ей без жала?

Мне больно, а она свое отжужжала.

Дайте согреться!

Знаю, что никуда мне не деться,

знаю, что скоро умру,

напоследок мне дайте согреться,

я умоляю, дайте согреться!

но завершается действо,

дайте согреться, я уже не молю.

меня обнимает холод,

по теплу исчезает голод.