Слова Будды - [14]

Затем, о Аггивессана, подумал я: "Почему же боюсь я этого состояния легкости? Той легкости, которая не связана с чувственными желаниями и вредными условиями?"

Тогда подумал я: "Нет, не боюсь я этого состоянию легкости"... Затем сказал я: "Но нелегко человеку достичь этого состояния легкости с крайне истощенным телом! А что, если я приму какую-нибудь питательную пищу, немного рисовой каши?" Так я и сделал.

И вот тогда были около меня пятеро нищенствующих, сопровождавших меня, которые подумали: "К какой бы истине ни пришел отшельник Готама, он передаст ее нам". Но как только я стал принимать питательную пищу, эти пятеро нищенствующих почувствовали отвращение ко мне и ушли, говоря: "Обратился к роскоши отшельник Готама! Он отклоняется от цели, он возвращается к роскошной жизни!"

Тогда я, о Аггивессана, приняв питательную пищу, восстановил свою силу; и вот, далекий от чувственных желаний, далекий от вредных условий, я вступил в первую джхану и пребывал в ней... во вторую джхану... в третью джхану... в четвертую джхану... (так описано выше в разделе о четырех джханах); но в каждом случае возникавшие ощущения блаженства не могли овладеть моим умом и подчинить его.

Тогда с укрепленной мыслью, полностью очищенной, ставшей полностью просветленной, свободной от скверны, очищенной от какой-либо окраски, ставшей гибкой и подвижной, готовой к действию, установившейся и неподвижной, я принудил свой ум вспомнить мои прошлые существования. Я вспомнил различные рождения... эволюцию и инволюцию кальп[11]... условия рождения... опыт таких рождений... возникновение и гибель существ и их особенности в разных мирах – это увидел я божественным взором.

Затем постиг я четыре благородные истины... разрушение асав... и познал я: разрушены для меня повторные рождения; прожита святая жизнь; выполнена задача; нет причин для следующих жизней в этих условиях.

Так, этой ночью, в последнюю ее стражу, было достигнуто мною тройное знание: возникло познание, побеждена тьма, воссиял свет, – как он сияет для того, кто пребывает серьезным, усердным, с поставленной целью. Однако и возникшее при этом чувство блаженства не овладело моим умом и не подчинило его».

(«Маджджхима-никая» I, 247–248)

12. «Все это бесполезно...»

«Ни нагота, ни спутанные волосы, ни грязь, ни голодание, ни лежание на сырой земле, ни пыль и слякоть, ни сидение на коленях не очистят смертного, который не избавится от сомнений.

Пусть он даже укрощен, но если он живет в мире, спокойный, смиренный, воздержанный, ведущий праведную жизнь, отвергающий применение наказания ко всем существам, – он брахман, он отшельник, он нищенствующий».

(«Дхаммапада» 141–142)

Но тот, кто живет спокойной и умиротворенной жизнью, и в то же время радостью украшен, – если он спокоен, смиренный и воздержанный, идущий путем святости, праведный, отвергающий причинение вреда всем живым существам – то он подлинный брахман, аскет, нищенствующий.

(«Дхаммапада», 141–142)

Глава 2 РАННЯЯ САНГХА

1. Первые ученики

И вот, досточтимый Анната Конданна, узрев дхамму, осуществил дхамму (пришел к дхамме), понял дхамму, погрузился в дхамму, пересек поток сомнений, перестал расспрашивать о том и этом; тогда, достигнув уверенности, не полагаясь ни на кого другого в своем знании провозвестия учителя, – так обратился к Возвышенному: «Господин, могу ли я получить посвящение и наставления от Возвышенного?»

«Подойди, брат, – сказал Возвышенный. – Хорошо передана дхамма. Живи святой жизнью ради полного разрушения страдания!»

Таков был порядок посвящения этого бхикку[12].

Затем Возвышенный обратился с увещеванием к оставшимся (четырем) нищенствующим и поучал их в благочестивой беседе[13].

И Возвышенный, питаясь пищей, приносимой ему этими бхикку, увещевал и поучал остальных бхикку. Так, сангха из шести человек жила, питаясь пищей, собираемой и приносимой им тремя бхикку.

2. Первые поучения

Тогда Возвышенный так говорил сангхе пяти бхикку:

«Тело, о бхикку, лишено "я". Если бы, о бхикку, это тело было бы "я", оно не было бы подвержено болезни, и мы могли бы говорить о нем: да будет мое тело таким, да не будет оно таким.

Но поскольку это тело, о бхикку, не есть "я", поэтому оно подвержено болезням; и вот потому нельзя сказать о теле: да будет мое тело таким, да не будет оно таким.

То же самое справедливо и по отношению к чувствам, восприятию, действиям и сознанию – они не суть "я"[14].

Ибо если бы сознание, о бхикку, было бы "я", тогда оно не было бы подвержено болезням; и можно было бы говорить о сознании: "Да будет оно таким, да не будет оно таким". Но, поскольку сознание не есть "я", поэтому оно подвержено болезням. Вот почему нельзя сказать об этом сознании: "Да будет оно таким, да не будет оно таким".

– Что же думаете вы, бхикку, постоянно тело или непостоянно?

– Непостоянно, господин.

– А непостоянное – радостно или горестно?

– Горестно, господин.

– Тогда можно ли считать то, что непостоянно, горестно, неустойчиво по природе, – можно ли считать его таким: это мое, я есмь это, это мое "я"?

– Конечно нет, господин.

– Точно так же обстоит дело с чувствами, восприятиями, действиями и сознанием. Поэтому, о бхикку, каждое тело, будь оно в прошлом, будущем или настоящем, будь оно внутренним или внешним, грубым или тонким, высоким или низким, далеким или близким, – каждое тело следует считать таким, каково оно есть в действительности, каким оно видится правильному прозрению: это не мое, это не "я", это не мое "я".