Слотеры. Бог плоти - [55]

– Значит, штурм? – уточнил Фервус.

Будучи истинным солдатом, он не стал спорить с приказом – пожал плечами и отдал честь.

Aue, мол. Вам командовать, нам костьми ложиться. Так уж устроен мир, ничего не поделаешь.

К его удивлению, Саламатус только раздраженно махнул рукой.

– Разуйте глаза, капитан! – нервно воскликнул Второй из Круга Девяти. – Разве вы не видите, что я не один? Со мной прибыл лучший специалист, которого только можно привлечь к решению подобных… э… задач. Полагаю, мессир Слотер покажет, что брать надо умением, а не числом.

И снова капитан-магистр ухом не повел. Какие обиды, когда есть кто-то, готовый сунуться в пасть дьяволу вместо тебя?!

– Лорд Слотер, – чопорно склонил голову капитан-магистр Фервус. – Для меня это честь.

– А для меня – всего лишь работа, – хмуро пробормотал я, машинально проверяя оружие. – Есть что еще сообщить, капитан?

Сопоставив его слова с тем, что мне было известно о Мастере Плоти и его отношениях с семейством Лавринов, я пришел к неутешительным выводам: спасать там и впрямь некого. Единственный шанс избежать общей участи был разве только у дочери купца. Остальные либо искалечены так, что неспособны двигаться, либо превращены в жуткие создания, которых Мастер готов напустить на любого, кто приблизится к особняку.

Брр… трудно и представить себе более страшную участь – быть запертым в клетке, которой стало собственное тело, превратившееся в ком воска в руках безумца!

Судя по всему, в трагедии, разыгравшейся на улице Ткачей, мессир Лаврин сыграл не последнюю скрипку. Когда Мастер Плоти, упорный в своем желании заполучить предмет страсти, пусть даже против воли девушки, заявился наконец на порог купеческого дома, отец Марии приказал слугам схватить мальчишку, избить и скрутить. Это дорого встало и слугам, и всему семейству купца…

Я поначалу даже выругался: вот ведь дурень этот Лаврин! Ну что стоило отвлечь безумца разговором, а тем временем тайком послать за мной? Все иллюзии по поводу того, что трагедии можно было избежать, быстро развеялись, когда я увидел, что осталось от мальчишки Помойного Кота, который дежурил возле дома в соответствии с моим указанием.

Подручные Саламатуса подобрали беднягу у ограды особняка. Он при всем желании не смог бы выполнить порученное задание: безумный хилер, наткнувшись на Кошака, просто сплавил пареньку ноги в одно целое, превратив в безобразного червя с человеческим торсом.

Мастер изначально шел не разговоры о сватовстве вести. Он шел брать свое.

Шагая к дому Лаврина, я вспоминал худое искалеченное тельце мальца и с такой яростью стискивал зубы, что челюсть заныла.

На останки купеческих слуг я наткнулся почти сразу за воротами особняка. Их тела, вернее, то, чем они стали, покрывали крыльцо дома ковром из живой плоти. И не только крыльцо – растаявшие, точно медуза на солнце, потеки размягченной человеческой плоти залили всю дорожку – от зубчатого забора до самой парадной купеческого особняка. Они дрожали и хлюпали, словно какое-то мерзкое желе.

Сорок шагов.

Именно столько я сделал по расстеленному Мастером живому ковру, чувствуя, как истончившаяся кожа лопается под каблуками, брызгая сукровицей и лимфой.

Ровно сорок. Я начал считать их на пятом, потому что после каждого нового слышал отчаянный вопль тех, по кому ступал. Сообразуясь не то со своим мрачным юмором, не то с прагматичностью, Мастер сохранил несчастным слугам рты, часть легких и голосовые связки – специально для того, чтобы они могли кричать, одновременно радуя его своими страданиями и предупреждая об опасности.

Даже мне стало не по себе. Я и не предполагал, что сила юнца так велика. Со времени истории с суккубой молодой маг определенно прогрессировал.

После живого ковра меня встретили останки прочих слуг и домочадцев Лаврина, переделанные в личную стражу безумца. Мерзкое зрелище. Они напоминали големов, наскоро вылепленных из комка воска расшалившимся ребенком.

Неуклюжие, но мощные.

Уродливые, но жалкие…

Ошметки плоти, наделенные жаждой убийства. Божья глина, попавшая в руки маньяка.

Чтобы пройти, мне пришлось их убивать. Но даже не пытайся они остановить меня, все одно стоило задержаться и убить всех. Потому что так было бы милосердно.

Я и убивал – без колебаний и сожалений.

Стрелял в упор, рубил конечности, перевитые неестественно раздутой мускулатурой, и сносил головы, с которых стекла плоть, обнажив кости черепа. Нет никакого желания вспоминать и описывать свой путь по особняку Лаврина. Я просто шел и брал штурмом один этаж за другим, круша и ломая темницы плоти, в которые злой гений Мастера заточил человеческие души.

Думаю, отлетая прочь, они благословляли меня.

Благословляли Выродка.

Квентин Саламатус не преувеличивал угрозу, которую нес в себе обезумевший маг. В особняке Лаврина царил настоящий ад. Извращенное воображение и потрясающее колдовское искусство взбеленившегося Мастера сделали бы честь любому отпрыску Лилит…

Моя работа почти никогда не была легкой, так что, добравшись наконец до Мастера Плоти, вид я имел достаточно помятый. Весь в крови – своей и чужой, – хромающий на правую ногу, ежесекундно смаргивающий из-за длинной рваной царапины, которая пересекала все лицо – от брови до подбородка; глаз уцелел только чудом. Плюс пара рваных ран (укусы) на правом предплечье и правой же ляжке, а также хорошая дыра в бедре – один из живых големов изловчился и воткнул в меня бронзовую кочергу от камина.