Слоны могут играть в футбол - [30]

Ехали в машине, молчали, дядя Дима несколько раз собирался сказать что-то, но не говорил. Наверное, злился, что соврала. Открывал и закрывал рот, как рыба, снятая с крючка и брошенная на траву. Он вообще был похож на рыбу. А потом так получилось, что родители приехали с ними одновременно. Они уже все знали, им позвонили из полиции. Охали, ахали, благодарили, обнимали дядю Диму, предлагали остаться ужинать, спать. А он шагнул к ней, качнулся, и, оказавшись близко, поднял глаза. Тут подошел папа, обнял ее сзади и притянул своими сильными руками.

Она заторможено, как в замедленной съемке, поплыла в папино тепло, стала удаляться от дяди Димы, от его холодной куртки, холодного рыбьего дыхания. Так в фантастических фильмах, космонавт, например, если вышел в открытый космос и сорвался с троса, медленно улетает во Вселенную. Только там он улетает от жизни и тепла в вечный холод, а тут как бы наоборот получилось: она оторвалась и поплыла в тепло. Получалось, что она была, как станция, а дядя Дима — как космонавт. И вот трос между ними оборвался, дядя Дима стал улетать, проводил ее взглядом, еще раз открыл рот и даже сказал беззвучно слово. И она даже поняла его. Но что это за слово, никто не узнает до конца истории.

Вдали от Светиного района, в уже празднично освещенном центре люди ходили взад и вперед. Хотя до Нового года было далеко, многие шли с подарками и цветами, как будто у половины города был день рождения. В одном из цветочных магазинов мужчина и женщина выбирали букет. Мужчина безразлично стоял, а женщина откладывала каждый цветок — она разбиралась. Им помогала женщина флорист, потому что в магазинах такого уровня в центре не бывает просто продавцов, а только настоящие флористы.

Открылась дверь, и с завьюженной улицы вошел человек: то ли бомж, то ли пьяный. Он был одет в грязный спортивный костюм, покачивался. Встал у витрины, уставился на розы. В руках он держал почему-то стаканчик кофе, прикрывал его рукой, как будто не хотел, чтобы резкий запах оскорбил цветы. Человек был очень неприятный, но, конечно, можно было просто не обращать на него внимания. Может быть, и правда пьяный: шел-шел и зашел не туда. Мужчина и женщина продолжили выбирать букет. Играла индийская музыка. И тут неприятный человек сказал:

— Здра-а-а-сьте! — как будто вошел не минуту назад, а только что.

Ему кивнули. Качнувшись, человек спросил:

— Скажите, а… Эти розы хорошие?

— Конечно! — ответила флорист.

Все это напрягало, но — не хулиганил и слава богу.

— Лепестки сверху у них вяленькие, но… это нормально, — пробормотал как будто себе человек, а потом улыбнулся, — это «рубашка» называется, я знаю!

Ему не ответили. И он опять начал:

— А… Мне вот… Нужно букет… Девушке… На день рождения.

— Выбирайте, — сказала флорист, потому что не бросать же приличных покупателей из-за пьяного. Но тот не успокаивался. Хотел, чтобы ему помогли, подсказали.

— А как вы думаете, можно дарить четное количество?

— Вообще-то, не принято.

— Хотелось роз двадцать подарить, по количеству лет… Чтобы символически…

— Роз двадцать или двадцать роз?

Человек растерялся. Действительно: как можно не знать, сколько лет тому, кому даришь.

— Двадцать… Да, точно — двадцать лет!

— Так подарите вашей девушке просто большой букет, раз двадцать, — не выдержала женщина, покупавшая цветы.

— Ну, понятно… — Пробормотал человек. — Хотелось же… Символически… Так быстро выросла…

— А, это для дочери? — неожиданно смягчилась флорист.

Человек широко заулыбался.

— Вы такой молодой, и уже взрослая дочь! — отметила женщина-покупатель.

Человек гордо кивнул в ответ.

— Да, представляете, — сказал он, — недавно, вроде, лет десять было… Десять лет… Потом одиннадцать, двенадцать… Пятнадцать… Дочка моя… Взрослая…

Его качало. Похоже, и правда, прилично набрался.

В это время по улице ходило много людей. Открылась дверь цветочного, и на мгновение впустив тепло в завьюженную улицу, вышел человек с букетом белых роз. Посередине красовалась одна красная. Перед тем, как их купить, он выдал флористу гениальную идею:

— А можно же, чтобы и символично было, и чтобы четное не дарить, купить двадцать белых и одну красную — как бы на вырост!

И вот он, в грязном спортивном костюме, с букетом в обнимку, стоял на тротуаре, покачиваясь, а прилично одетые люди обходили его. Обычно он быстро принимал решение: куда идти, а тут замер и никуда не шел. Еще он не понимал, что делать с этими цветами, которые некому было дарить. Десять минут назад, он, сам не зная для чего, зашел в цветочный, согрелся под звуки восточной музыки и зачем-то наврал, что у него есть дочь. Придумал, что ей двадцать лет. Но от этого же не было никому вреда? Им же было все равно, а ему приятно, что на несколько секунд какие-то люди так подумали. И он сам так подумал. На несколько секунд.

Он вспомнил вдруг месье Дона с его историей про гарпун: «Это была не игра, и я никого не обманывал. Я просто знал, что я гарпунщик. Просто был им… Это была моя реальность… В этом не было ни игры, ни лжи. Это было правдой».

И как только вспомнил про гарпун, острая боль пронзила тело, рана ниже ребра открылась, кровь хлынула и залила ультра-легкий пуховик с ультра-теплой подстежкой. Там, в лесу, когда он бросился на помощь Свете, увидел, как блеснул металл в руке одного из нападавших — что-то вроде гвоздя или шила. Показалось, что его задели, но, может, и не задели.