Слониха-пациентка - [76]

— Вам нужно как-то поймать его, — сказал он.

— А есть ли другой путь проникнуть в служебное помещение? — спросил я. — Ну хотя бы через стеклянную крышу. Есть хоть какая-нибудь дырка, в которую я мог бы влезть и обездвижить его?

— Невозможно. Крыша из пуленепробиваемого стекла, ничего нигде не открывается. Путь один — через дверь.

Стало быть, чтобы обезвредить наглеца, мне нужно входить через дверь. Стрелять метко, да еще так, чтобы при этом не мешали поперечные балки. Шансы невелики, ибо стреляешь вверх. Газовый пистолет пригоден только для ближнего боя. Поразить цель нужно с первого выстрела, иначе он удерет вновь под крышу, а чем дальше я зайду в обезьянник, тем уязвимей буду. Но даже точный внутримышечный выстрел сработает лишь через три-четыре минуты: это только в кино транквилизаторы дают мгновенный эффект. В действительности, независимо от того, сколь бы мощным ни был анестетик, требуется дождаться, пока кровь донесет его до мозга, и только тогда он сработает. За три минуты орангутанг сто раз успеет убить меня.

Я зарядил двустволку фенциклидином — веществом, которое известно у американских наркоманов под названием «ангельская пыль»; присоединил короткую бородатую иглу и вставил цилиндр высокого давления, стреляющий двуокисью углерода.

— Значит, так, — сказал я Дейву. — По моей команде распахнешь дверь. Я шагну на три шага вперед. Надеюсь, это спровоцирует его пойти на меня в атаку. Конечно, будет слишком рискованно метить, как обычно, в руку или бедро, когда цель бежит прямо на тебя. Бог даст, я попаду ему прямо в живот. Затем отпрыгну. Как только я выскочу, захлопнешь дверь.

— А что, если он настигнет тебя, прежде чем ты успеешь выскочить?

— Тогда мы все окажемся… в коровьей лепешке!

— У тебя есть оружие на случай, если тебе придется?.. Ну, сам понимаешь, о чем речь.

— Нет.

— У нас есть, — сказал куратор.

— О’кей, тащите сюда. Но и думать не смейте применять, если только он в меня не вцепится. Как ненавижу огнестрельное оружие, если бы вы только знали.

Когда куратор притащил револьвер из арсенала зоопарка, я сделал знак Дейву. Он отомкнул замок в коридор и толчком распахнул дверь. Я шагнул через порог, крепко сжимая обеими руками ружье. Если вы думаете, что в этот момент я чувствовал себя Джеймсом Бондом, то ошибаетесь. Поведение животных подчас непредсказуемо. Но на сей раз Лок сделал именно то, что я хотел. Он соскочил со своего насеста под крышей и кинулся ко мне по коридору — руки распростерты, глаза сверкают, зубы клацают. Щелкнул курок, и заряд угодил почти в самое яблочко, то есть в пупок. Я менее всего люблю стрелять в живот, но я нарочно взял короткую иглу, чтобы она не проникла в брюшную полость. Лок издал дикий крик и на мгновение остановился. Я отскочил назад. Дейв тут же захлопнул дверь, а затем раздался жуткий грохот: это орангутанг пытался открыть ее изо всех сил.

— Надеюсь, лекарство доброкачественное, — сказал я, вытирая катившийся градом пот. — Хоть в одном случае из ста, но бывает, что всучивают подделку.

Прошло четыре минуты; из-за двери не раздавалось ни звука. Глянув в окно и убедившись, что наш противник на балках не сидит, я попросил Дейва осторожненько открыть дверь. Прикрываемый сзади куратором с пистолетом (Ох как я не люблю подобные прикрытия! Мне почему-то все время кажется, что у моего защитника могут расшалиться нервишки, и тогда он уж точно всадит мне пулю в задницу!), я заглянул в дверной проем. Лок валялся за дверью мертвее чучела. Теперь он пробудет без сознания еще по крайней мере полчаса.

Мы отнесли хулигана к нему в комнату и уложили на мягкую подстилку из тонкой древесной стружки.

— Что насчет завтрашних съемок? — спросил Дейв, когда я, убедившись, что язык Лока благополучно высунулся изо рта, сделал ему инъекцию атропина для торможения избыточного слюноотделения.

— Завтра он ничего не будет делать, — ответил я. — Он будет, как это часто бывает с Элизабет Тейлор, не расположен.

С тех пор Лок выполнял лишь очень ограниченный объем работы. Джимми больше не брал его на прогулки, не катал в автомобиле. График съемок пришлось драматическим образом перекраивать. Когда Джо вернулся из больницы с рукой на перевязи, я обсудил с ним сложившуюся непростую ситуацию.

— Если орангутанг свихнулся, то это серьезно, — сказал американец. — Я это по его морде вижу. Через два дня мы отвезем его обратно в Штаты. Но сомневаюсь, что он по-прежнему будет играть в кино.

— То есть выйдет на пенсию?

— Похоже, что так.

— Ну и куда его? В зоопарк? Но он не уживется со сложившейся колонией орангутангов.

— Верно. Не уживется.

— И что тогда?

— Просто не будет работать.

— Ты имеешь в виду — ему придется просто прозябать?

Джо ничего не ответил. Я явственно представил себе, каково будет Локу сменить хоть и «монашескую», но полнокровную и насыщенную жизнь на жизнь отшельническую. Все. Больше никаких фильмов, никаких съемок. Одинокий, неподходящий, невостребованный, никому не нужный. Конечно, о нем по-прежнему будут заботиться — но так заботятся об актерах, кончающих свои дни в сумасшедшем доме. Но Лок-то не был сумасшедшим. Два дня спустя Лок со своими двумя хозяевами отбыл в Голливуд. Больше я о нем не слышал.