Слониха-пациентка - [58]

Я все очень хорошо помнил. Когда мне нужно было поставить ампулы с противооспенной вакциной для прививки соколов в холодильники шейховских дворцов, мне было трудно найти место среди полчищ бутылок водки и солодового виски. Я помню кипы из сотен квитанций, которые мне показывал мой друг — управляющий одним имением шейха (я работал там с частной коллекцией антилоп), о наличной оплате проституток, ввозимых из Англии, Германии и Австрии на двухнедельный срок, с гонораром по двенадцать тысяч фунтов каждой. Я помнил и — поклялся, что зарубил себе на носу все, что услышал от имама.

— Добро, — ответил тот. — Да хранит вас Бог, доктор. — И с этими словами он встал и вышел.

Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые предлагали бешеные деньги за средства, повышающие мужские возможности. «Ведь вы наверняка даете вашим тиграм и гориллам лекарства для укрепления их потенции, — объясняли они. — Мы пробовали мясо акулы — лучшее местное средство от импотенции, — но все напрасно». Другие просили допинг для верблюдов, собираясь участвовать в дубайских скачках. «Есть у вас что-нибудь, доктор, чтобы мой белый верблюд выиграл приз? — спрашивал один пожилой бедуин. — Это здесь не запрещено, все так делают. Когда я был мальчишкой, мы вставляли верблюду в задницу коноплю. Вот было здорово! Но теперь полиция охотится за торговцами коноплей. Пробовали напоить верблюда крепким черным кофе перед соревнованиями, но это мало помогло. Говорят, у вас есть великолепное лекарство для диких животных, быстроногих ориксов и газелей. Дайте мне — чтобы и мой белый верблюд летел как нафхат, порыв бури в Аравийской пустыне!»

Был и такой случай — стражи ворот, оманцы, подняли шум на религиозной почве из-за того, что к Крису Ферли пожаловала его невеста Карен, и потребовали, чтобы мы обходили их стороной и шли не через главные ворота, а через малоизвестную боковую калитку. Когда же Криса сменил Джон Льюис, его невеста Линден, наученная чужим горьким опытом, представилась стражам ворот венчанной женой. Что ж, никаких проблем. Получив год спустя из Англии радостную весть о женитьбе Джона и Линден, я мигом распространил ее по зоопарку. О, какой же конфуз был тогда написан на широченных лицах стражей ворот!

Были еще инженер-египтянин и шофер-суданец, которые иногда стучались по утрам к нам в бунгало, выпрашивая баночку пива; получив желаемое, они залпом выпивали напиток. Помню шейхов, которые, разъезжая на своих авто по дорожкам зоопарка, швыряли в лицо смотрителям скомканные бумажки по сто дирхамов (двадцать фунтов). Помню смотрителей, главным образом афганцев и пакистанцев, которые приходили ко мне перевязывать раны, полученные в результате поножовщины. Само собой разумеется, подобные инциденты требовалось держать в секрете, потому что если дойдет до директора или еще кого из начальства, то драчунов тут же выставят за ворота. И помню достопочтенного Мохаммед-Хана, смотрителя стада копытных, работавшего особняком в самом дальнем уголке зоопарка.

Бедный, бесконечно учтивый отшельник с неизменной улыбкой на лице, Мохаммед-Хан надевал поверх тюрбана ремень британского солдата и бодро отдавал нам честь всякий раз, когда мы приезжали посмотреть на подопечных ему животных. Однажды он спросил, не желаю ли я оказать ему честь и как-нибудь вечером зайти к нему в гости на угощение. В назначенный срок я подкатил к нему в жилище. Это была хижина, сколоченная из обрезков жести, дерева и мешковины, размером с садовый сарайчик, но подметенная до блеска. Он был безумно рад, что я сдержал свое слово, и принялся готовить мне угощение: поставил чай и сварил яйцо. Подав мне яйцо на оловянной тарелке, он сел рядом и стал смотреть, как я его ем. Я всегда чувствовал себя неловко, когда мои друзья-смотрители из азиатских стран приглашали меня обедать. Они никогда не ели со мною вместе, а только сидели поблизости, иногда большой группой друзей и родственников — исключительно мужчин — и наблюдали, как угощаюсь я. Таков обычай. Яйцо, которое сварил мне Мохаммед-Хан, было для меня столь же щедрым угощением, как и любая трапеза, которую для меня устраивали.

Был скромный афганец — смотритель крупных обезьян. В один прекрасный день он сообщил мне, что его брат, сражаясь в рядах моджахедов, пал от руки советских солдат, и теперь ему нужно будет уехать из зоопарка на неделю-другую. Когда через три недели он вернулся, то, расспросив меня о здоровье своих любимых горилл, орангутангов и шимпанзе, объявил, что его брат отомщен: он убил русского солдата. «Я перерезал ему глотку, доктор, когда он вылезал из подорванного танка. У меня волосы горели огнем. Потом я отрезал ему нос. Вот посмотрите». Он вытащил из своих шаровар небольшой холщовый мешочек и открыл, чтобы показать мне кусок коричневой сушеной плоти, которая некогда была человеческим носом.

Ложь и обман встречались на каждом шагу. Был шейх, который во всеуслышанье заявил, что ему впервые удалось вывести в неволе цыплят хубары (иначе дрофа Мак-Куин), хотя это давно уже было достигнуто в Израиле (или оккупированной Палестине, как он называл ее). На самом же деле ему просто привезли на самолете яйца этой птицы, украденные где-то на просторах Пакистана, и он заложил их в инкубатор. Другому шейху прислали в дар газелей, больных тяжелой инфекционной болезнью; но поскольку при них был сертификат о превосходном здоровье, они были допущены в общее стадо и соответственно перезаражали его. Наш ассистент Питер Мак-Кинни поставил точный диагноз: мальтийская лихорадка, которая поражает и человека. Конечно, заявив протест против столь безответственного поступка и категорически отказавшись замять его, Питер добавил новые имена в список наших тайных врагов.