Слониха-пациентка - [53]

. Выучи в достаточной степени южноаравийский язык — тут хитрость не в том, чтобы блестяще понимать любого бедуина, говорящего на любом диалекте, но в том, чтобы не дать им сообразить, сколько доступно твоему пониманию из их разговора, когда ты рядом. Никогда не теряй самообладания, а пуще того — лица. Знай, что даже в самом глубоком уголке пустыни в яркий полдень кто-то непременно за тобой следит, ничто не останется в тайне». Крис Ферли, наш первый ассистент в Эмиратах, оказался на удивление живучим в любых обстоятельствах. Я где-то писал, что шейх подарил ему «рендж-ровер» и затем безапелляционно отобрал подарок, когда получил донос от садовника, что Крис занимается колдовством с кровью — и это при том, что он всего-навсего взял ее на анализ у больного орикса! Именно Крис первым наступил на минное поле, которое позже стало для нас главным источником опасности, — госпитализация заболевших ловчих птиц в зоопарке Аль-Аин.

Ни одно животное, даже верблюд и лошадь, не ценится бедуинами так высоко, как ловчая птица. Искусство соколиной охоты и дрессировки ловчих птиц, равно как и тяга к обладанию этим «царством владык дневного света», у бедуинов в крови.

Хотя время от времени в Аравию привозят и других ловчих птиц, бедуины предпочитают два, возможно наиболее приспособленных к охоте в пустыне, вида, а именно: шахин — обыкновенный сокол и хурр — сокол-балобан. В Европе, где в эпоху средневековья соколиная охота достигла своего расцвета, использовались многочисленные виды соколов: в соответствии с традициями лица того или иного ранга и социального положения охотились с соответствующим видом ловчей птицы. Так, с соколом Lanner охотились графы, с кречетом — дамы, с ястребом-тетеревятником — йомены, с ястребом-перепелятником — священники. Даже слуги выезжали на охоту — с пустельгами. Ну а большой роскошный сокол, обитатель арктических регионов, был в ту эпоху королевской привилегией. Мне известны случаи нелегального провоза этого исчезающего вида соколов в Эмираты в качестве даров шейхам; не следует удивляться, что эти птицы, непревзойденные охотники в царстве льдов и снегов, как правило, не могли приспособиться к чудовищной жаре пустынь. У великих шейхов иной раз может насчитываться до сотни соколов в начале зимнего охотничьего сезона; но могущественные владыки не всегда применяют современные средства для сохранения здоровья и благополучия этих благородных птиц. За один сезон, длящийся несколько месяцев, убыль крылатых охотников может доходить до 80 процентов. Виною тому не только травмы и болезни: нередко птицы просто улетают от своих хозяев — но рано или поздно их снова ловят и, возможно, даже продают прежним владельцам.

Шейхи — главные виновники мировой нелегальной торговли соколами. Они выкладывают колоссальные суммы за приглянувшихся птиц, — не спрашивая, разумеется, откуда их взял продавец, — и лицемерно заявляют о своем уважительном, мол, отношении к международным конвенциям по защите живой природы. Тратя астрономические суммы денег, вырученных от продажи нефти, они без труда получают ловчих птиц откуда угодно — от Пакистана до Западной Германии. Частные реактивные самолеты провозят их приобретения через границы; политики и бюрократы потворствуют богатым нефтью государствам — мол, надо поддерживать их оппозицию исламскому фундаментализму. В итоге алчность, как и всегда, покрывает все.

Их монархии и эмираты — островки древней феодальной системы, противостоящие современному миру, многие аспекты которого они презирают с вызывающим извращенным пуританизмом. (Это не мешает им быть завсегдатаями злачных заведений на Западе, питать слабость к западным предметам роскошной жизни и конечно же золоту.) Они по-прежнему подозрительно относятся к современным научно-техническим достижениям, в частности к медицине, — даже когда дело доходит до заболевшего сокола, они неохотно расстаются со старинным образом мышления, которого обитатели пустынь держались еще с незапамятных времен — за столетия до того, как Мухаммед бежал из Медины в Мекку и основал ислам.

Если охотничий сокол плохо производит потомство, значит, виной тому либо радад — болезнь от кормления негодным мясом, либо порча, нанесенная тенью пролетевшего над соколом орла. В этом случае сокола нужно отнести к сведущему бедуину-знахарю, который зажженной сигаретой сделает соколу прижигание выше клюва, по обе стороны; если не поможет, то берут козлиную мочу, смешивают с кровью ящерицы и сдабривают этим снадобьем мясо, идущее птице на корм. Если и это не помогает и птица в конце концов перестает есть и становится тощей и апатичной, значит, на все воля Аллаха. Вот теперь можно попробовать, на что годен европейский доктор и его методы.

В результате большинство пациентов-соколов поступали к нам, когда болезнь была в запущенной, а то и финальной стадии. «Кисмет», как это называется на аравийском наречии, чаще всего означал мертвую или неоперабельную птицу, которая никогда не сможет охотиться и проведет остаток дней своих в тусклой душной хижине. Ни один бедуин не сомневался в решении Аллаха списать птицу со счетов и все-таки иногда надеялся: вдруг английскому доктору ведом способ слегка толкнуть Аллаха под локоть? Это была более чем неблагодарная задача. В большинстве случаев лечить соколов шейха нам приходилось при посредничестве знахаря-бедуина, на которого возложена забота о птицах. Это лицо пользуется большим авторитетом и уважением в арабском обществе. Мы быстро поняли, что такой человек сначала пробует все древние, часто варварские методы лечения и лишь затем обращается к нам, не докладывая об этом своему хозяину. Если мы достигали успеха, он демонстрировал исцеленного сокола на одном из меджлисов (приемов, происходящих два раза в день) у шейха и красочно описывал, как он, Абдул, Омар или Гамзан, трудился день и ночь, выпаивая сокола снадобьями из трав, собранных в ходе специально для этого предпринятого многотрудного путешествия в какой-нибудь отдаленный оазис; как он выхаживал птицу, разжевывая для нее каждый кусочек сырой голубятины; и как его брат, Фазиль, Мухаммед или Шериф, отправлялся в Дубай, чтобы найти там некий голубой камень, который снимает вызвавшее хандру сокола колдовство поселившихся в том краю, откуда он родом, джиннов. Конечно же он ничего не скажет об участии европейских докторов. Поведав всю эту чушь владыке и всем присутствующим — свите и посетителям, — он получит от правителя скромное вознаграждение этак в тысячу фунтов или же золотые часики «Ролекс»; его брат также не останется внакладе.