Слон императора - [54]

Не успел я подумать, что хуже уже быть не может, как что-то негромко проскребло по дну нашей лодки. Мы находились на самой середине реки и плыли так медленно, что я не сразу сообразил, что мы совсем остановились. Наша лодка зацепилась за мель.

Лодочники принялись махать плывшим сзади товарищам, извещая их о случившемся, чтобы и те не наткнулись на подводное препятствие.

Их предводитель, коренастый приземистый человек в широкополой соломенной шляпе, был совершенно невозмутим и неторопливо закатывал рукава, демонстрируя мускулистые предплечья, густо поросшие черным волосом. Потом он взял длинный шест и принялся прощупывать дно. Я решил было, что он искал место поглубже, по которому можно было бы провести лодку в обход мели, но оказалось, что ему требовался лишь более или менее твердый участок, чтобы упереться. Вчетвером – он и три его товарища – лодочники навалились на шесты, и вскоре наша лодка неохотно подалась назад, на более глубокое место. Затем, не говоря ни слова ни мне, ни Авраму, они направили ее к остальным, которые уже притулились к берегу. Наша лодка глубоко вошла носом в камыши. Один из гребцов перепрыгнул на берег и крепко обмотал причальный канат вокруг ствола молодого деревца.

Я совсем растерялся и спросил лодочника:

– Ты не хочешь попытаться обойти мель?

Он тупо взглянул на меня, и Аврам перевел мой вопрос на язык, который был понятен мне лишь отчасти.

– Он говорит только по-бургундски, – объяснил мне драгоман, выслушав ответ лодочника. – Уверяет, что лучше переночевать здесь. Безопаснее будет.

Я посмотрел по сторонам. Река пролегала через совершенно нетронутый лес. По обоим берегам возвышались могучие деревья, покрытые густой летней листвой. Не было слышно ни движения, ни звука – вообще никаких признаков жизни. Даже листья не шевелились в неподвижном вязком воздухе. Я не мог не задуматься о том, почему лодочник говорит о безопасности, когда вокруг так мирно.

– Скажи ему, пожалуйста, что я недоволен тем, как мы сегодня двигались. И спроси, далеко ли он рассчитывает проплыть завтра. Я боюсь, что у нас кончится корм для животных, – попросил я переводчика.

Последовал еще один непродолжительный обмен репликами, и Аврам сообщил, что лодочник завтра рассчитывает проплыть хорошую часть пути и добраться до города, где можно будет приобрести корм.

Я скрепя сердце принял его слова и стал ждать, когда же лодочники сойдут на берег и примутся разбивать лагерь, но так ничего и не дождался. Вместо этого они затащили все четыре суденышка глубоко в камыши – так, что те почти касались тупыми носами берега, – и, подтянув их поближе друг к другу, связали между собой дополнительными веревками. Судя по всему, они так и собирались ночевать в лодках.

Вало накормил животных из наших припасов, а повар Аврама забросил удочку с кормы нашей лодки и выловил несколько крупных рыбин с серебристо-золотой чешуей. Ему одному лодочники позволили сойти на берег, развести там костер и пожарить рыбу. Когда же пища была готова, главный лодочник настоятельно попросил повара вернуться в лодку. Вечерние тени удлинялись, и я снова и снова спрашивал себя, почему же они не позволили нам ночевать на сухом берегу и что опасного может быть в этом девственном лесу.

Небо словно сделалось ниже, и сумерки наступили раньше обычного. Облака на небе все сгущались, пока не стали похожи на простоквашу. Сквозь густые кроны время от времени пробивался отблеск далеких зарниц и доносились раскаты грома, но они были настолько слабыми, что лишь подчеркивали глубокую тишину, царившую под могучими деревьями.

С наступлением темноты вокруг нашей флотилии началось громкое кваканье, жужжанье и стрекотанье. Поначалу шум был не столь сильным, но, по мере того как к хору присоединялись новые мириады лягушек и насекомых, он делался все громче и громче и в конце концов достиг такой силы, что казалось, будто сам воздух дрожал от потока звуков, сливавшихся в непрерывный мощный хорал. Заснуть под этот шум было невозможно: он проникал прямо под череп. Правда, время от времени он затихал ненадолго, но уже через несколько мгновений возобновлялся с новой силой. Изредка в этот многоголосый гул вплеталось чье-то чириканье или пронзительный свист. Никогда в жизни я не слышал ничего подобного и долго ворочался, прежде чем сумел все же погрузиться в беспокойный сон.

Среди ночи я внезапно проснулся. На небе не было ни луны и ни звезд, и ночь была настолько черна, что невозможно было определить время. Проспать я мог и всего час, и намного больше. Я лежал неподвижно, пытаясь сообразить, что же меня разбудило. Обитатели тростников притомились, и их хор звучал уже не так громко. Я чувствовал, как лодка легонько покачивалась подо мной, словно убаюкивала и приглашала вновь уснуть. Я повернулся на бок и закрыл глаза. Но через несколько мгновений лодка снова качнулась, на этот раз сильнее. Прямо у меня под ухом за тонким деревянным бортом журчала вода – этого звука я прежде не слышал. Потом лодка снова качнулась и ударилась бортом о соседнюю. Я сел и всмотрелся в темноту, но поначалу мне не удалось ничего разглядеть. Раздавалось лишь потрескивание натянутой веревки, удерживавшей нашу лодку у берега, а потом ее нос с отчетливым хрустом наехал на прибрежную гальку. Тут я различил силуэт одного из наших лодочников. Он стоял, согнувшись, на носу и осматривал веревку.