Слон императора - [53]

На морде медведя были хорошо видны проплешины опаленной шерсти и следы сажи.

– Это Моди, – поправил меня Вало.

Я снова присмотрелся к хищникам:

– А я думал, что это Мади вчера разозлился…

– Это Моди, – повторил сын Вульфарда и, не обращая на меня внимания, вынул пробой, вставленный в петли толстого железного засова, на который была заперта дверь клетки. Я глубоко вздохнул и велел себе не вмешиваться. В том, что касалось понимания животных и ухода за ними, мне приходилось полагаться на инстинкт Вало.

Я смотрел, как он распахнул дверь, забрался в клетку, запер дверь за собой, подошел к медведю и нагнулся, чтобы осмотреть его. Моди открыл глаза, поднял голову и позволил Вало счистить сажу с его меха.

Пораженный до глубины души, я отвернулся, а на обратном пути в лагерь мне пришло в голову, что события вчерашнего вечера должны напомнить мне о том, что я склонен к необоснованным предположениям. Ведь я решил, что на несчастного пьяницу напал Мади, потому что его имя означало «яростный». Но я ошибся. Руку возчику покалечил Моди. И такую же ошибку я допустил, решив, что за покушением на меня в Каупанге стоит Редвальд. Если впредь кто-нибудь попытается сделать мне что-нибудь дурное или повредить нашему посольству, нужно будет как следует раскинуть мозгами, подождать, пока улики не сложатся в цельную картину, а не решать сгоряча, что виноват в этом первый, кто попадется на глаза. Впрочем, в одном я был непоколебимо уверен: мои трудности еще далеко не окончились.

К середине утра мы погрузили все наши припасы и снаряжение, кречетов в клетках и пятерку белых собак в еще две лодки. Затем вновь нанятые лодочники оттолкнули длинными деревянными веслами наши неуклюжие суда от берега, и мы неторопливо поплыли по гладкой поверхности реки. Паромщики – двое на носу и двое на корме – вложили весла в короткие рогульки-уключины и принялись медленно, лениво грести, стоя лицом вперед. Лодки еле-еле продвигались вперед. Мы с Аврамом сидели в переднем суденышке, где находились припасы, и то и дело оглядывались на нашу маленькую флотилию. Следом за нами плыл Вало с белыми медведями, а за ним – клетка с туром в сопровождении Озрика. Замыкала строй еще одна лодка, со снаряжением. Все три посудины сидели в воде очень низко, а сдвоенная лодка под тяжестью тура и его клетки осела так глубоко, что ее почти не было видно. Казалось, что огромный зверь стоит прямо на поверхности воды, чуть ли не касавшейся его копыт.

Внезапно лодка попала в невидимый водоворот и начала медленно разворачиваться. Но лодочники легко выправили курс и направили судно на середину реки. Оба берега были крутыми и густо поросли кустарником, и в случае чего пристать было бы негде. Было ясно, что теперь у нас уже не было возможности уйти с реки. Приходилось двигаться туда, куда она несла нас. Окончательное решение о том, продолжать ли путь по суше или плыть рекой, Аврам предоставил мне. Если я ошибся, винить мне будет некого, кроме самого себя.

Неподвижно стоявшая впереди на отмели цапля, не шевелясь, следила за нами взглядом. Мы приближались так медленно, что птица не видела в нас опасности, и, когда мы проплывали мимо, она лишь повернула голову с клювом-копьем.

– Мы движемся медленнее, чем шли бы пешком, – пожаловался я Авраму.

– Как только появится течение, поплывем быстрее, – заверил он меня.

Река впереди поворачивала налево, и некоторое время мы не видели, что ждет нас дальше. Пройдя излучину, мы миновали устье ручья. Скорость нашего продвижения чуть заметно увеличилась, но силы притока хватило лишь на несколько ярдов. Не будь я так удручен прискорбной медлительностью плавания, я, пожалуй, наслаждался бы покоем разворачивавшихся вокруг пейзажей. Впереди плескалась в воде большая стая диких уток с голубыми клювами и кончиками крыльев, красивыми пестрыми грудками и заметными белыми полосками прямо под глазами. Они не торопясь, лениво расплылись в стороны, чтобы не попасть под мерно опускавшиеся в воду весла, пропустили нас и, когда караван миновал их, снова собрались в кучку и вернулись к прерванному было кормлению. Чуть ли не на расстоянии вытянутой руки негромко плеснуло, и по воде разбежалась рябь, и, прежде чем рыба длиной с мою руку ушла в глубину, я успел заметить плавник и зеленую, с бронзовым отливом, спину. Высоко над нашими головами пролетели четверо поразительно белых на фоне серого неба лебедей. Они следовали вдоль реки, и шум их крыльев так быстро настиг нас, а потом столь же быстро стих, что я невольно почувствовал, будто наши лодки стоят тут на якоре. Откуда-то издалека донесся продолжительный раскат грома…

Часы тянулись невыносимо медленно. Всю вторую половину дня наша маленькая флотилия тащилась по реке со скоростью улитки. В отличие от относительно прямой сухопутной дороги река петляла самым причудливым образом. Там, где деревья спускались к самой реке, лодочникам приходилось прижиматься к другому берегу, чтобы не наткнуться на ветки, опускавшиеся низко над водой. Это еще больше удлиняло путь. Мы не имели никакого представления о том, что ждет нас за каждым следующим поворотом, и порой я обнаруживал, что мы плыли не на юг, а, напротив, на север. Я не был уверен, что за четыре часа плавания мы прошли столько же миль, сколько могли бы пройти по суше.