Сломленный рыцарь - [2]

Я бросил шишку ей в плечо и крикнул:

– Рексрот.

Что – она вскинула брови. Она могла бы рассказать о тысячи вещей одними лишь бровями. Иногда мне хочется сбрить их, чтобы просто позлить ее.

– Я всегда мщу. Помнишь об этом, крутышка?

Крутышка, она закатила глаза.

– Сейчас же поднимайся.

Она указала на мой велосипед и топнула ногой.

– Да оставь ты этот тупой велик.

Мы забрались в шалаш. Вместо того, чтобы поблагодарить ее, что я должен был сделать, я достал страницы, которые распечатал ранее, и положил на деревянный пол между нами. Наши лбы соприкоснулись теплой кожей, когда мы посмотрели вниз. Я учил ее сквернословить на языке жестов – этому ее не научат врачи или отец.

– Чтобы сказать «член», просто сложи пальцы в форме буквы «d» и дотронься до носа, – я изобразил то, что было на картинке, а затем перевернул лист. – Ох, смотри, если ты хочешь сказать «пошел на хер», то просто покажи средний палец и подуй. Удобно.

Я не смотрел на нее, но ощущал лоб, прижатый к моему. Луна хоть и девчонка, но она реально классная. Единственный минус – иногда она задает слишком много вопросов своим взглядом. Мама говорит, что это из-за того, что Луна заботится обо мне. Не то чтобы я собирался признавать это, но я тоже заботился о ней.

Она дотронулась до моего плеча. Я достал другую страницу.

– Помаши открытой ладонью перед подбородком – вперед и назад – это означает «шлюха». Блин, твой отец убьет меня, если узнает, что я тебя научил всему этому.

Она сильнее толкнула меня в плечо, оцарапав кожу ногтями.

Я поднял взгляд:

– Что?

– Все нормально? – показала она.

Она не очень часто пользовалась языком жестов. Луна не хотела разговаривать. Ни языком жестов, ни простым языком. Она может разговаривать. Теоретически, я имею в виду. Не то чтобы я когда-нибудь слышал. Но так говорят родители – дело не в ее голосе. Все дело в окружающем мире.

Я принимал это. Я тоже ненавижу мир.

Просто мы ненавидим его по-разному.

Я вздохнул:

– Конечно.

– Друзья не позволяют друзьям грустить из-за мелочей, – показала она.

Вау. Целое предложение. Это что-то новое.

Я не понимал, зачем она разговаривала на языке жестов, если не собиралась разговаривать вообще, но я не хотел заставлять ее чувствовать себя плохо.

– Да меня не волнует велосипед. – Я отложил страницы и спрыгнул с ветки. Она последовала за мной и села позади. Я не очень люблю ездить на велосипеде. Это жестоко по отношению к яичкам и утомительно по отношению ко всему телу. Я катался на нем для того, чтобы проводить больше времени с Луной. По той же причине я рисовал. Я ненавижу рисовать.

Она склонила голову набок – вопрос.

– Мама снова в больнице. – Я поднял шишку и бросил ее в сторону солнца, заходящего за гору, на которой стояло наше дерево. Мне было все равно, долетела ли шишка до океана, влажно на улице или холодно. Ненавидит ли она меня.

– Я в норме, – вздохнул я, поднимая другую шишку. – Все в норме.

– Я ненавижу это слово – норма. – Показала Луна. – Это не хорошо. И не плохо. Это ничего.

Она опустила голову вниз и взяла меня за руку, сжав ее. Касание было теплым и сильным. Немного грубым. Несколько недель назад Вон сказал мне, что хочет поцеловать Кару Хантинг. А я никогда даже не думал о том, чтобы просто вот так касаться девчонки.

Луна положила мою руку себе на сердце.

Я закатил глаза, смутившись.

– Я знаю, что ты здесь ради меня.

Она покачала головой и еще сильнее сжала мою руку. Сила ее взгляда немного напугала меня.

– Всегда. В любое время. Навсегда, – показала она.

Я глубоко вздохнул от ее слов. Я захотел бросить велосипед в тупое лицо Вона и убежать. А потом умереть. Я хотел умереть где-то в безлюдных песках, превратиться в пыль, позволить ветру унести меня куда-нибудь.

Я хотел умереть вместо мамы. Я абсолютно бесполезный. А ведь так много человек зависит от ма.

Папа.

Лев.

Я.

Я.

Луна указала на солнце перед нами.

– Закат? – вздохнул я.

Она нахмурилась.

– Пляж?

Она покачала головой, закатывая глаза.

– Солнце опять встанет завтра, – показала она.

Она наклонилась. На какой-то момент мне показалось, что она собирается спрыгнуть. Но она сняла булавку с клетчатых кроссовок и проткнула кончик указательного пальца. Без слов она взяла мою руку и тоже уколола палец. А затем соединила их вместе, а я уставился на кровь, наблюдая, как она смешивается.

На ее губах появилась улыбка. Зубы неровные. Немного заостренные. И совсем не идеальные.

Нашей кровью она написала «Или вместе, или никак» на тыльной стороне моей ладони, не обращая внимания на костяшки.

Я вспомнил о велосипеде, который она вернула мне, и усмехнулся.

Она притянула меня в свои объятия. Я утонул в ее руках.

Я не хотел целовать ее.

Я хотел взрезать свою кожу и затолкать Луну в себя.

Спрятать ее от всего мира и сохранить.

* * *

Найт – 12; Луна – 13

Луна

Меня назвали в честь луны.

Папа говорил, что я была совершенно круглой. Я была светом, рожденным во тьме. Ребенком, которого так не хотела моя мама, и он не знал, что с этим делать. Папа говорил, что вопреки всему – а может, именно из-за того, что – я самое красивое и очаровательное создание, которое он когда-либо видел.

«Мое сердце разбилось не потому, что ему было грустно, а потому, что оно переполнилось любовью к тебе. В нем больше не осталось места», –