Сломанный клинок - [18]

— Подари ему вот что, — посоветовала женщина. — У Орма остались две красивые дочери, а тролли славятся своим распутством. Свяжи этих девок, заткни им рты, чтобы они не могли перекреститься или произнести имя Иисуса…

— Только не их! — воскликнул Вальгард в ужасе. — Я вырос вместе с ними. И потом, им и без того худо.

— Нет, именно их, — возразила женщина. — Иллреде не возьмет тебя на службу, пока не убедится, что ты окончательно порвал с людьми.

Вальгард продолжал отказываться, но она прильнула к нему и, перемежая слова поцелуями, принялась рассказывать о чудесном будущем, которое его ожидает, и он в конце концов согласился.

— Но кто ты такая, самая злобная и самая прекрасная на всем белом свете? — проговорил он.

Она засмеялась, прижимаясь к его груди:

— Познав эльфиянок, ты забудешь обо мне.

— Нет, я никогда не забуду тебя. Ты сломила мою волю, любимая.

Женщина продержала Вальгарда в своей хижине столько, сколько сочла нужным, объясняя это необходимостью приготовить отвар, который вернул бы ему колдовское зрение. Впрочем, он и сам не рвался уйти: ее красота и ненасытность удерживали его надежнее всяких цепей.

Снаружи шел снег, когда однажды она сказала:

— Тебе пора.

— Нам, — ответил он. — Ты пойдешь со мной, ибо я не могу жить без тебя. Если придется, я применю силу, но заберу тебя с собой.

— Хорошо, — вздохнула она. — Может статься, ты передумаешь, когда я наделю тебя зрением.

Она встала, поглядела на него сверху вниз, провела пальцами по его лицу. На губах ее заиграла едва ли не печальная улыбка.

— Ненависть жестока, — прошептала она. — Я думала, Вальгард, что радость покинула меня навсегда, но ты возвратил мне ее, и как тяжко прощаться с тобой! Удачи тебе, мой милый. А теперь, — ее пальцы коснулись его век, — смотри!

И Вальгард увидел.

Прибранная комнатка и высокая белокожая женщина растворились у него на глазах, точно ветер разогнал дым. С ужасом взирал он на то, что открылось его взгляду.

Он сидел в грязной хижине, в очаге догорал кизяк, тщедушное пламя освещало груды костей, кучи тряпья, ржавые металлические инструменты и диковинные колдовские приспособления. Он глядел в мутные глаза старухи, чье лицо казалось морщинистой маской, натянутой на беззубый череп. На сморщенной груди ведьмы примостилась крыса.

Ошеломленный, перепуганный, он вскочил. Ведьма осклабилась.

— Милый, милый, — прокаркала она, — возьми меня на свой корабль. Ты клялся, что не бросишь меня.

— Ну, погоди же! — взревел Вальгард, замахиваясь на нее топором. Ведьма съежилась — и с лавки на пол спрыгнули две крысы. Топор вонзился в землю в тот самый миг, когда они юркнули в нору.

С пеной у рта, Вальгард схватил палку и сунул ее в огонь. Она загорелась, и он ткнул ею в тряпье и в солому крыши. Выбежав наружу, он встал у двери, готовый зарубить любого, кто покажется. Но никто не вышел. Хижина горела, ветер раздувал пламя, снег шипел, соприкасаясь с огнем.

Наконец от хижины остались лишь уголья. Вальгард крикнул:

— Из-за тебя я утратил дом, родню и надежду, из-за тебя я дал клятву присоединиться к войску тьмы, из-за тебя решил стать троллем! Слушай меня, ведьма, если ты жива. Я исполню твой замысел. Я буду править троллями Англии, я завладею престолом Тролльхейма, и тогда — берегись! Тебе не знать пощады. Ты изведаешь мой гнев наравне с людьми, эльфами и прочими, кто осмелится перечить мне. Я не успокоюсь, пока не сдеру с тебя заживо кожу, ибо ты разбила мое сердце!

Повернувшись, он зашагал на восток и вскоре исчез за пеленой снегопада. Ведьма и крыса в норе под землей кивнули друг другу. Все шло так, как было задумано.

Викинги Вальгарда представляли собой сущий сброд. Многие из них были изгнанниками. Где бы они ни приставали к берегу, их всюду встречали настороженно и недружелюбно. Вальгарду пришлось купить себе собственное подворье, чтобы его людям было где зимовать. Они жили вольной жизнью, поскольку всю работу выполняли за них рабы, однако отличались буйством нравов и подчинялись лишь своему предводителю.

Узнав о совершенных Вальгардом убийствах, они сообразили, что им надо поскорее уносить ноги, а потому снарядили корабли и изготовили их к плаванию. Но тут возникли разногласия из-за того, куда им плыть по зиме; было много споров, часть которых завершилась поединками. Иными словами, они дождались бы, что их всех перебили, если бы не возвращение Вальгарда.

На закате он ступил в главную залу своего дома. Коренастые и косматые мужчины осушали рог за рогом. В многоголосом гаме ничего нельзя было расслышать. Некоторые храпели на полу, рядом с собаками; другие препирались и размахивали кулаками, а зрители подначивали их, вместо того чтобы разнять. По зале сновали измученные рабы, среди них попадались и женщины, давно выплакавшие свои слезы.

Вальгард приблизился к своему месту. Высокий, угрюмый, с плотно сжатыми губами, он нес на плече огромный топор, который уже начали называть Братоубийцей. Шум постепенно стихал, и вскоре только гудение пламени нарушало тишину.

— Мы не можем оставаться здесь, — сказал Вальгард. — Хотя никто из вас не бывал на дворе у Орма, местные воспользуются тем, что случилось, чтобы избавиться от вас. В общем, оно и к лучшему. Я знаю, где нас поджидает богатство, и туда-то мы и поплывем на рассвете послезавтра.