Слияние с тьмой - [2]

Повредил ли он мне укусом кожу на шее? Наверняка я не знала. Его язык ласкал и облизывал меня, затягивал в волны экстаза. Он, словно новорожденный, жадно приник к моей груди. Но на самом-то деле сущим дитятей была я.

После второго бокала вина Коннор признался, что ему около шестисот лет. Я рассмеялась, не веря своим ушам. Чтобы подтолкнуть меня к приятию неправдоподобного, он рассказал, что был близким другом семьи Шелли. Его слова о Мэри прозвучали живо и искренне. Он знал вещи, которые можно выяснить лишь за годы изучения вопроса, обладая доступом к закрытым документам Бодлианской библиотеки. В устах Коннора Блэка ожили личные письма Мэри, многие из которых были утеряны. Он слишком молод, чтобы столько знать, если, конечно… Шестьсот лет? В самом деле?

Чем я его привлекала? Он утверждал, что прочел мою диссертацию, в которой говорилось о сквозящем в романах Мэри Шелли страстном желании бессмертия. По всей видимости, мне удалось уловить черты настоящей Мэри, поэтому Коннору захотелось встретиться со мной, и ради этого он стал студентом. Он был близок с писательницей после смерти мужа, но Мэри отклонила предложение ее обратить.

— Потому что было слишком поздно, — заметила я, допивая третий бокал. Отличное каберне! — Зачем жить, если умерли все дорогие ей люди?

— Именно так она и сказала, отказывая мне, — подтвердил он, поднимая свой бокал. — Но ты меня не отвергнешь, правда?

— Бессмертие обжалованию не подлежит!

— А как насчет обострения всех чувств? Звуки, запахи, вкусовые ощущения… Ты не можешь себе представить, каков для меня вкус шоколада или вина. Ах! — Он закатил глаза, словно вино было чем-то вроде амброзии.

— Так ты все еще питаешься шоколадом? — полюбопытствовала я. — Не только кровью?

— Кровь подкрепляет и поддерживает. А так — ешь, что хочешь, ни на фунт не потолстеешь!

Я расхохоталась. Наверное, он шутит.

— Серьезно. Останешься такой же или даже немного похудеешь.

— Только немного? — Я подняла бровь. — Думаю, я позову тебя, когда похудею фунтов на десять.

— Нет! — В его голове послышались стальные нотки. Он стал настойчивым. — Сейчас мы пойдем к тебе домой. Я хочу тебе показать…

— Показать? — Я нервничала, мне было интересно и страшновато.

— Да, показать, что я могу сделать с тобой. Для тебя, — поправился он. — Скажи, когда мне остановиться, если тебе станет тревожно. Ты под контролем.

— Я под контролем, — эхом повторила я, словно вдруг припоминая что-то.

Больше я не нервничала, но нервы были напряжены, как струны скрипки. И сейчас они пели.

— Ммм… — Он поднял глаза, по щетинистому подбородку стекала капля крови. — Твое слово — закон.

Но он не остановился, чтобы внимать командам. Не успела я и глазом моргнуть, как он, упав на колени, стянул с меня трусики одного цвета с бюстгальтером, и между моими бедрами оказалась его голова. Пришлось откинуться назад, чтобы ему было удобнее. В куннилингусе он был профи и не отрывался от меня так долго, что у меня просто крыша поехала. Я потеряла голову — едва ли могла припомнить собственное имя.

А затем я почти потеряла сознание: вся трепетала, а голова шла кругом от эйфории. Я никогда не чувствовала себя столь умиротворенной и одновременно возбужденной. Страсть кипела во мне. Я парила в воздухе, созерцая себя будто со стороны. Лежа на кухонном столе, я выглядела очень даже ничего: туловище смотрелось удлиненным, некоторые излишние округлости скрадывались, живот казался плоским и привлекательным, а грудь — подтянутой, чего я раньше не замечала. И ноги такие длинные, что я и не мечтала, причем безупречной формы. Они обвились вокруг Коннора, прижимая его как можно ближе к себе, а потом обмякли.

Он оторвался и вытер рот тыльной стороной ладони. Позвольте, а как я наблюдала за всем этим? В своем ли я уме? Или уже мертва?

Так он меня и оставил лежать на кухонном столе, словно брошенную тряпичную куклу. И пошел что-то искать. Нож… Расстегнул рубашку и провел лезвием по коже на груди совершенной формы, оставив красный след. Потом наклонился ко мне для поцелуя:

— Теперь твоя очередь. Пей!

Не знаю, как я могла повиноваться приказам, паря в воздухе, но, когда он прижался к моим губам красным следом от лезвия ножа, ощутила на языке солоноватую влагу, похожую на морскую воду. Я потонула в нем, упиваясь этой влагой и не в силах оторваться, но все же вынырнула, чтобы глотнуть воздуха.

— Вот и все. — Взяв мою голову в свои ладони, Коннор баюкал меня.

Синь его глаз звездами на полночном небе сияла в тумане, чтобы я не сбилась с пути. Я опять опустила голову и провела языком вдоль красной полосы с резким привкусом. Теперь я распознала вино, то самое каберне, которое мы пили раньше, богатый ягодный привкус с нотками табака, земли и соли. Кровь Коннора. С каждым глотком прибывало четкости и ясности мировосприятия. Я отчетливо ощущала каждый свой палец, скользивший по голой груди Коннора, бегущий вниз по его руке, вновь поднимавшийся вверх, замечала каждое сухожилие, каждый канатик мышц. Он не был плодом моего воображения, а существовал в реальности. Соскользнув с кухонного стола, я коснулась кончиками пальцев холодного линолеума, встала на носочки, чтобы поцеловать его в пьянящие, трепетные губы.