Сливовое дерево - [63]

— В строй, а не то будешь следующим! Жидовская морда!

На перекрестке конвоиры запихивали оставшихся заключенных в колонну. Около телеги с сахарной свеклой лежали в растекающихся лужах крови шесть мертвецов. Еще около десяти тел распластались лицами вниз тут и там.

— Мы пришлем грузовик за этими, — пиная бездыханное тело, процедил один эсэсовец.

Кристина нарочито неторопливым шагом направилась к своему дому. Скрывшись за дверьми, она проскочила через коридор первого этажа на задний двор. Когда девушка распахнула дверь курятника, Исаак подпрыгнул, на его бледном лице выделялись широко раскрытые воспаленные глаза.

— Где ты была? — спросил он, бросая пустую яичную скорлупу на пол. На губах его остался желток. Куры тут же суетливо подскочили и стали клевать скорлупу.

— Я вернулась посмотреть, заметили твое отсутствие или нет, — пытаясь отдышаться, объяснила она. — Похоже, что нет. Тех, кто взял свеклу, застрелили, — ее трясло, ноги не держали, и она прислонилась к стене сарая. — И тех, кто побежал, тоже. Твоего побега никто не видел. Иначе нас бы тоже убили, — Кристина протянула руку к сидящей на яйцах курице, вытащила из-под перьев теплое яйцо и дала его Исааку. Он разбил скорлупу и жадно стал пить содержимое.

В тесноте курятника Кристина ощущала обволакивавший Исаака тяжелый запах страха и близкой смерти, который, казалось, испускали его поры. Но это не имело значения. Она была бы счастлива видеть его, даже если бы его вымазали свиным навозом. Она подалась к нему, но Исаак отстранился.

— Не надо, — попросил он. — Я сто лет не мылся, и у меня наверняка вши.

— Я думала, что не увижу тебя больше.

— Я тоже думал, что не увижу тебя, — Исаак, не отрываясь, смотрел на нее. Его лицо было напряжено, почти искажено, словно от боли. — Меня привезли сегодня. Я понятия не имел, куда меня посылают. А утром и предположить не мог, что нас погонят мимо твоего дома.

На глаза Кристины навернулись слезы.

— Я с ума сходила от беспокойства! Ничего нет хуже неизвестности. Где твоя семья?

— Отца убили три месяца назад, — безжизненным голосом произнес он. — Что с матерью и сестрой, я не знаю. Нас разлучили, как только привезли в Дахау.

Тошнотворный страх скрутил внутренности Кристины.

— Как это случилось?

Страдание выразилось на лице Исаака.

— Некоторое время папа еще держался. Но нас заставляли гнуть спину больше двенадцати часов в день, — он тяжело опустился на пол, словно опасался упасть. — Это выматывает до предела. Отец был умным человеком, но всегда отличался слабым здоровьем. Наконец он занемог. Даже здоровому не под силу работать лопатой, толкать тачку, махать мотыгой и таскать тяжелые камни столько часов подряд, да еще и впроголодь. Однажды отец просто упал. Я пытался помочь ему встать, но все было бесполезно. Он надорвался. Когда конвоиры увидели, что он лежит, один из них подошел и выстрелил отцу в затылок. Покуда живу, не забуду мурло убийцы.

— Ach Gott, — ручьи слез текли по лицу Кристины. — Какой ужас!

— Я ничего не мог поделать. Хотел выхватить у подонка винтовку и прикончить его, но даже если бы у меня хватило сил отобрать у него оружие, другие охранники тут же порешили бы и меня тоже. И я просто стоял, и брызги крови моего отца застывали на моей робе, лице и руках. Я думал только о том, что мне надо выжить ради матери и сестры.

Кристина прижала руки к животу, чтобы не броситься к возлюбленному. Ей хотелось обнять Исаака, утешить, унять его боль.

— Хорошо, что ты не подверг свою жизнь опасности.

— Еще не все кончено.

— Я спрячу тебя на чердаке, — сказала Кристина. — Но придется подождать до ночи, когда все уснут.

— Это очень опасно.

— У тебя есть другие предложения?

Он нахмурился и покачал головой.

— Если нас поймают, то обоих отправят в Дахау. Или просто пристрелят.

— Никто не узнает. Нескольким арестантам тоже удалось сбежать. Эсэсовцы решат, что ты скрылся вместе с ними, — девушка подошла к двери, толкнула ее наружу и проскользнула на улицу. Прежде чем закрыть ее, она снова заглянула в курятник. — Оставайся здесь. Я принесу тебе поесть, как только смогу.

Кристина задвинула засов и поспешила в кухню. Мать стирала, металлические тазы с горячей водой наполняли помещение паром и запахом щелока.

— Где ты была? — поинтересовалась мутти. Красными руками она терла ночную рубашку о металлическую стиральную доску. — Я думала, ты поможешь снять постельное белье.

— Извини, — Кристина старалась скрыть дрожь в голосе, — я забыла, что сегодня стирка, — она чуть было не выболтала, что ходила за петухом, но вовремя остановилась, подумав о том, с чем вернулась домой вместо этого. — Такое погожее утро. Я прогулялась вокруг квартала.

Мутти оставила рубашку и испытующе взглянула на дочь. Кристина знала, что мать не одобряет, когда она уходит на прогулки, никого не предупредив.

— После завтрака, — проговорила мама, — мне понадобится твоя помощь, — она склонилась над тазом и продолжила стирку.

— Хорошо.

Кристина медленно, чтобы не возбуждать подозрений, стала накрывать на стол, дожидаясь, пока мутти выйдет на боковой балкон развешивать стираные простыни. Стараясь не брать слишком много из опасения, что мать заметит пропажу, девушка быстро взяла ломоть хлеба со стола и вареное яйцо из кастрюльки на плите и наполнила небольшую бутылку разведенным водой козьим молоком. Завернув яйцо и хлеб в газетный лист, Кристина выскользнула в дверь кухни.