Слишком сильный - [3]
— Вот холера привязалась к нашей семье! — проворчал отец. — Что он тут собирается натворить, бог знает!
В результате, конечно, мы вместо Зотыча собирали виноград. Отец залезал на высокую лестницу к высокой виноградной крыше над двором, срезал ножницами тяжелые гроздья, передавал мне, я опускал их еще ниже, маме, и она аккуратно укладывала тусклые, с дымчатым налетом тяжелые грозди в плетеную корзину. Зотыч сидел на пустом ящике, курил и распоряжался:
— Да аккуратней срезай! Аккуратней передавай! Эх, руки-крюки!
— Я, кажется, вас нанимал виноград собирать! — сказал ему Леван Михайлович.
— А я их нанял, за полцены! — нахально отвечал Зотыч.
— Ничего-ничего… нам очень интересно! — натянуто улыбаясь, сказала мама.
Леван Михайлович, покачав головой, ушел, а Зотыч стащил сапог и стал перематывать бинты на ноге — одна ступня у него все время болела, нарывала; как он однажды сказал нам — после совершения одного спецзадания во время войны.
Вообще, собирать виноград было интересно, хоть и очень долго; за три дня мы обобрали двор, оставив листья, стебли и проволочный каркас, потом стали срезать грозди, перевившиеся с высоким проволочным забором вдоль железнодорожного полотна, — дом Левана Михайловича и Клары находился между шумным шоссе и железной дорогой, — стена винограда слегка уменьшала грохот, — впрочем, мы скоро привыкли к нему и не замечали. В последний день мы собирали виноград до полной темноты.
— Смотрите! — вдруг воскликнул отец.
Было темно, тихо и тепло. Поездов какое-то время не было, и над невысокой железнодорожной насыпью, далеко влево и далеко вправо, летали зеленые светлячки: вспыхнет зеленый огонек, прочертит небольшой путь в темноте и погаснет — яркие, пунктирные черточки.
— Здорово! — тихо проговорил я.
Вдруг стал нарастать грохот, потом полыхнул прожектор — совсем рядом с нами прогрохотал длинный, тяжелый товарный состав, мы прильнули к железной ограде — она крупно тряслась, в такт громыхающему поезду… но вот он внезапно оборвался… мы сразу посмотрели в темноту.
— Всех разогнал! — после долгого молчания произнесла мать.
— Летит! — воскликнул я.
— И вон еще! — закричал отец.
— Да их целые тучи! — сказала мать.
Пунктирных вспышек над темным полотном, кажется, стало еще больше.
Усталые, довольные, неся за скрипучие ручки широкую корзину с виноградом, мы вышли за ограду. Мать закрыла за нами железную калитку.
— Леван Михайлович! — в теплой, пахучей темноте прокричал отец. — Принимай работу!
Из кухни вышел Леван Михайлович в светлой шляпе, за ним, что-то дожевывая, Зотыч.
— Ну наконец-то управились! — произнес Зотыч.
— Строгий у вас начальник! — усмехнувшись, проговорил Леван Михайлович.
— А как же, без строгости нельзя! — произнес Зотыч.
Ужинали мы на террасе. Вокруг голой лампы, торчащей из стены, толклась ярко освещенная мошкара, — видно, там у нее было что-то вроде дискотеки, — но кусачей мошкары, как на Севере, здесь совершенно не было, и от этого было вообще полное счастье. Леван Михайлович принес взрослым вина, которое получается из его винограда, мне дал виноградного сока. Пригласили и Зотыча, вернее, он вел себя так важно, словно это он нас к себе пригласил.
В самый разгар ужина мы вдруг услышали, что к железным воротам подъехала машина, хлопнула дверца, потом кто-то стал стучать. Клара открыла калитку, и мы увидели, что вошел молодой черноволосый милиционер в форменной рубашке с короткими рукавами.
Он что-то вежливо спросил по-грузински, Клара, чуть помедлив, ответила. Поклонившись, он стал подниматься к нам на террасу.
— А-а-а, знаю его! — близоруко сощурясь, воскликнул Леван. — Мой студент, историю у них на юридическом читал. Наверное, что-нибудь историческое приехал спросить!
Мать и отец встревоженно переглянулись. Зотыч абсолютно спокойно продолжал курить.
— Здравствуйте, уважаемые! — подходя к столу, поклонился милиционер. — Извините, что прервал застолье!
— Почему прервал — садись! — воскликнул Леван. — Гостю всегда рады! Не бойся, когда, где, какая конференция была, спрашивать не буду! — Он довольно засмеялся.
Милиционер внимательно смотрел на невозмутимого Зотыча. Он переоделся в подаренный ему чесучовый китель Левана и выглядел почти элегантно, хотя китель не сходился на груди.
— Что… поймал, говоришь? — наконец поворачиваясь к гостю, насмешливо проговорил Зотыч.
— Что значит — поймал? — испуганно заговорил милиционер. — Как я могу кого-то поймать за столом всеми уважаемого Левана Михайловича! Просто спросить вас хочу — если хозяин позволит!
— Вообще, не время сейчас длинным разговорам, — весело проговорил Леван Михайлович. — Но если недолго — тогда спрашивай!
— Спросить тебя хочу! — устремляя на Зотыча горячий взгляд, заговорил гость. — Почему дома не живешь? Почему семьи не имеешь? У тебя что — детей нет?
— Настоящих… нет, — после паузы проговорил Зотыч.
— А какие есть? Ты дай мне адрес, я в отпуск свой, времени не пожалею, к ним съезжу, объясню, как родителей нужно уважать!
— Нет у меня ни сына, ни дочери, — со вздохом произнес Зотыч.
— А дом есть? — спросил Леван.
— А дом был! — поворачиваясь в его сторону, проговорил Зотыч. — Дом был! — повторил он. — Хороший дом, в Крыму!
