Слишком много блондинок - [11]

Лучше бы я тогда с ним сразу переспала и забыла обо всем…

Такое вот ухаживание — рестораны, культурная программа — длилось неделю. Потом он решился. Я пригласила его в гости, Толя привез вино, мидии, сыр, фрукты, конфеты с марципаном. Пока мы распивали «Бордо 1994» (дорогая штука! — я потом специально посмотрела в магазине, сколько оно стоит, и поняла, почему он купил всего бутылку), я уходила в ванную, доставала из тазика московский коньяк, делала щедрый глоток, полоскала рот и возвращалась к ухажеру. Наконец, я стала ему фривольно подмигивать, смотреть из-под ресниц, надувать губки, и до Толи, слава богу, дошло — пора действовать.

Мы очень долго целовались. Хорошо, но очень-очень долго. Потом он отнес меня — на руках! — в кровать, выключил свет, и началось раздевание. Более затейливого способа снять одежду я не встречала. Уложив меня в постель, он сначала лег рядом, забросив на меня ногу, и, не прекращая поцелуев, снял с меня водолазку. Потом расстегнул — не отрываясь от моих губ — рубашку, вынырнул из рукавов. Лаская мой живот, стянул юбку… На все это ушло минут пятнадцать… а дальше пошло мучительное расставание с брюками, носками и трусами. За это время у меня замерзли ноги и руки: я-то была почти голая, в трусах и лифчике, и я лежала, совершенно не сексуально ожидая, «когда же мы спрячемся под одеяло!».

Проявив чудеса акробатики, Толя в конце концов сбросил с себя все это барахло, так чтобы я не заметила его в отдельных деталях туалета, накинул одеяло и снова взялся за поцелуи. Правда, он уже изо всех сил хватал меня за грудь и задницу. Не выдержав, я стянула трусы — с обоих — и прилепилась к нему так, чтобы он поскорее врубился, что я хочу самой что ни на есть интимной близости. Но сбить его с пути не удалось: пока он меня всю не облизал, не восхитился каждой частью тела: «Какая ты распрекрасная! ох-ах!»… ничего не началось. Толя все время нашептывал: «Погоди, не спеши» — и чуть было не довел меня до истерики. Несколько раз мне хотелось вскочить и заорать: «Давай же быстрее, придурок, втыкай в меня свою кочерыжку, не могу больше!..» Но я сдерживалась, рассчитывая на то, что в дальнейшем таких невыносимых прелюдий не будет. Тем более что мне не доставило никакого удовольствия ни облизывание груди, ни поцелуи в ухо, и я вообще уже не знала, нужен мне этот злополучный секс или ну его на фиг. Решив, что все-таки нужен — чисто для здоровья, я покорилась и валялась, считая слонов.

Потом он все время сдерживался, куда-то меня разворачивал, что-то придумывал — вроде того, чтобы выскочить из меня и поцеловать всякие интимные области… А когда все это прекратилось, Толя сразу же побежал в душ и по дороге поглядел на часы. Он заметил, что я это увидела, и отмазался тем, что «вот, мы два часа занимались любовью, а прошло все как одно волшебное мгновение», но я-то поняла — Толя засекал время. Типа — он гигант секса. Я долго валялась, курила — не хотелось вставать… Он обратил внимание на то, что я много курю… Я уступила его настойчивым просьбам сходить в душ… Зачерпнув в тазу остатки коньяка, я сделала последний глоток и подумала: «Нужно ли мне все это?» Ответа не было — все было и хорошо и плохо одновременно. Несмотря на то что он меня совершенно замучил своими предварительными играми, в процессе все было очень даже недурно.

И я рискнула. Оставила его у себя.

Толя проснулся в десять, съездил в магазин, приготовил завтрак (никто из моих бывших так никогда не делал, это меня растрогало), заявил, что «пропустил свои часы на теннисном корте, но ничуть не жалеет», повез меня в Загорск, там же мы и пообедали в каком-то кабачке, вечером пошли в кино, потом снова занимались сексом — так же нудно, но все-таки по ускоренной программе.

Так все и произошло: он ночевал, ночевал, а потом перевез чемодан и ноутбук. После работы Толя ходил в бассейн или тренажерный зал, раз в неделю играл в теннис, в субботу мы ездили за город, ужинали в хорошем ресторане, ходили в кино и на танцы.

Я познакомилась с его друзьями, все это были преуспевающие молодые люди. Их девушки и жены стриглись за сто пятьдесят долларов. Их родители жили за их счет на хороших, теплых дачах. Они нанимали домработниц, выписывали дизайнеров для ремонта квартир, в ресторанах их узнавали по телефону — это были классные, изысканные рестораны, куда не просто заказать места в субботу. Те, у кого были дети, нанимали няню и гувернантку.

Держались они просто, но что-то все время подчеркивало их выдающиеся достижения. Они словно забыли, что десять лет назад ездили в метро в джинсах «мальвина» и все их состояние помещалось в рюкзаке с учебниками. Они — и их женщины — вели себя так, словно за всю жизнь ни разу не рвались в метро вдесятером по одному проездному, не одалживали друг у друга шмотки и не закусывали пельменями «Арбатское» вино. Я-то узнала у Толика — все они мечтали в школе о том, что у них когда-нибудь появятся карманные деньги на «сникерс», а теперь они скидывают итальянские пальто от Армани швейцару так, словно этот швейцар — невидимка. Они гордо вздергивают брови, если им предлагают вино не того урожая — типа: «За кого нас держут!», не едят в тех французских ресторанах, где повар — не француз, и презирают Багамы, потому что там отдыхают стоматологи, ха-ха, приличные люди ездят хотя бы в Монако.