— Ты ее выбрасываешь?
— Все это уже в прошлом; я даже не знаю, чего это она вдруг оказалась в книге.
Отпив глоток кофе, Брайан ставит чашку на коробку — ночной столик. И замечает настойчивый взгляд Антонио.
— В чем дело? — спрашивает он, опасаясь, как бы приятель снова не положил фотографию на простыню.
— Ничего… Скажи, а тебе не случается иногда жалеть, что обосновался здесь?
Брайан корчит гримасу.
— Что ты такое говоришь? Почему я должен жалеть?
— Не знаю, мало ли… Твои родители, братья… Не скучаешь по своей семье?
Брайан давит окурок в пепельнице, выпускает последнюю струйку дыма, а затем качает головой.
— Я не собираюсь туда возвращаться, вот что я тебе скажу! Теперь моя семья — это вы. Единственная, настоящая…
Против всякого ожидания, Антонио принимается ржать как ненормальный, бесцеремонно бросив книгу на смятые простыни.
— Перестань, хоть ненадолго, а то я сейчас расхнычусь! Это романы на розовой воде сделали тебя таким сентиментальным?
— Подожди: ты же вроде говорил, что мы опаздываем?
— Черт, а ведь правда… Патрон опять разорется.
Походкой комического артиста Антонио поспешно выходит из комнаты. Брайан босиком следует за ним, но на пороге комнаты останавливается. Вздохнув и мгновение поколебавшись, он возвращается. Удостоверившись, что друг больше не может его видеть, он вынимает снимок из консервной банки и дует на него, чтобы очистить от пепла, покрывающего три лица.
— Belen! Donde estas?[44] — орет Антонио через общую комнату.
Брайан улыбается.
И перед тем как выйти из комнаты и присоединиться к своему другу, он бережно кладет фотографию между страницами книги.