Слезы звезд - [27]

На секунду наши глаза встретились, и я могла бы поклясться, что разглядела в них настоящий страх.

— Мисс Леран, — жестким голосом протянул директор, заставляя последние звуки в комнате смолкнуть и привлекая все внимание к нему. — Вы знаете, почему вы здесь?

— Да.

Несмотря на все усилия оставаться спокойной, грудную клетку будто стиснули огромным каменным кулаком. Именно этих людей я видела перед собой, когда смотрела на нависшую надо мной камеру в тот момент, когда отчаянно боролась за свою жизнь. Именно их лица преследовали меня в кошмарах на больничной койке, где я отходила от нанесенных мне ран. И именно перед ними мне сейчас придется излить душу.

Глаза директора сузились, ладонь легла на сверкающую поверхность стола.

— Что ж, начнем.

Изящный пальчик Стефани Аттвуд скользнул по кнопке маленького диктофона. От этого движения по моему позвоночнику пробежал леденящий холодок.

— Отвечайте строго на вопросы, которые вам зададут. Придерживайтесь фактов. Любая ложь с вашей стороны будет разоблачена, жестоко наказана и повлияет на всю достоверность ваших показаний, которые в этом случае будут аннулированы. Это понятно?

— Да.

Директор не отводил от меня холодных серых глаз, от которых мне стало неуютно, а внутри разлилась щемящая тоска.

— Итак, как мы все знаем, вы не должны были быть в списке? — бросил он, неслышно перебирая пальцами по столу. От этих равномерных движений веяло чем-то зловещим.

— Нет.

— Тогда как вы там оказались?

Миссис Джеймс смотрела прямо перед собой. Ее суровый профиль не выдавал никаких эмоций, только вытянутая спина чуть заметно напряглась.

— Я добровольно вызвалась участвовать.

— Я не припоминаю, чтобы раньше кому-то из учеников вашего цвета формы дозволялось подобное, — снова произнес он, сверля меня жестким взглядом.

Я повернулась к миссис Джеймс в надежде, что она мне поможет. Но как бы не так. Она хранила нехарактерное для нее молчание.

— Я думаю, этот вопрос должен быть направлен не к девочке, — вмешался мистер Честертон. — А к тому, кто непосредственно позволил этому случиться. Да еще и скрыл это от остальных, — он с неприязнью посмотрел на сидящую перед ним миссис Джеймс, с самого начала разговора делающую вид, что она слишком увлечена каким-то лежащим перед ней листком, на котором она изредка что-то черкала.

— Я уже учел это, Альберт, — резкий голос директора не оставил никакого сомнения, что он хочет услышать ответ от меня. Мистер Честертон поджал губы.

— Позвольте мне, многоуважаемый мистер Шелдон, — прохрипел мистер Броуди, пока я медлила. — Позвольте мне, прошу вас.

Директор, заметно раздраженный моим нежеланием говорить, сделал жест рукой, приглашая его продолжать.

Мистер Броуди откашлялся, прочищая горло.

— Ни для кого из достопочтенного учительского совета не секрет, что мисс Леран, — уголки его тонких, обескровленных губ противно дрогнули, когда он произнес мое имя, — с самого первого дня позволяла себе нагло переступать все наши правила…

— Это не повод в тайне от всех посылать ее на соревнование, — холодно возразил ему мистер Честертон. — Списки были утверждены заранее, и ее там не было.

— Я не договорил! — взвизгнул мистер Броуди. Его челюсти противно лязгнули, стоило ему услышать приятный, грудной баритон учителя, который он не мог выносить. Еще бы, даже если оставить в стороне его затаенную злобу и какие-то старые счеты, по сравнению с мужественной и благородной внешностью учителя хилый, худой, как скелет, мистер Броуди выглядел просто омерзительной ошибкой природы.

— Продолжайте, Теобальд, — поддержал его директор, также недовольный очередным вмешательством мистера Честертона.

— Спасибо, — маленькая яйцевидная голова мистера Броуди благодарно задергалась над костлявыми, обтянутыми в черный пиджак плечами. — Спасибо, мистер Шелдон. Некоторые в этом зале совсем забыли, что значит проявлять уважение к кому-то, кроме себя, — его левый глаз конвульсивно дернулся. Нервно пригладив зализанные назад черные волосы, он продолжил: — Так вот, я хотел сказать, что понимаю и всячески поддерживаю решение нашей дражайшей Патриции. Пусть даже оно было принято в самый последний момент и требовало определенной секретности…

«Дражайшая Патриция» по-прежнему была чересчур занята своим листком, и он заговорил дальше:

— Но дело даже не в том, что думает каждый из нас. Ведь это не важно! Я как учитель никогда бы не решился поставить под вопрос решение — ваше или вашей, столь уважаемой всеми заместительницы, — прокаркал он, обращаясь только к директору, словно остальных в этой комнате не существовало. Тот слушал его с непроницаемым лицом.

— Это дерзко и непозволительно! Представьте, что будет, если правильность ваших решений, которые так преданно и старательно исполняет Патриция, будет подвергаться постоянному сомнению! Куда покатится наша школа? — он с драматизмом вскинул руки к высокому каменному своду, который взирал на все это с присущим ему хладнокровием. — Разве этот раздор пойдет на пользу нашему делу? Нет! Это же прямой путь к полной, тотальной катастрофе, последствия которой выльются далеко за пределы этих великих стен! — воскликнул он, самозабвенно стукая кулаком по столу и доходя до пика своего представления.