Слёзы вопреки ярости - [8]

— Так, ну и что?

— А теперь представьте, что вы держите перед собой апельсин и закрытыми глазами бросаете его в направлении этой выемки. Что произойдёт? Апельсин может упасть в неё, а может оказаться рядом. Я беру сто таких апельсинов и закрытыми глазами бросаю их, один за другим, в выбранном направлении. В результате мы имеем, что 89 апельсинов раскатились по полу, а 11 попали в интересующую нас область. Разделив 11 на 100, я получу результат равный 0,11. То есть вероятность попадания последующего апельсина в выемку равна 0,11. Если бы все 100 апельсинов попали бы в выемку, то вероятность попадания равнялась бы 1 или 100 %. В нашем случаи — это 11 %.

— Хорошо профессор, я кажется, понял. Однако нельзя ли пояснить это на другом примере. Например, об этих серийных убийствах.

— Можно и об этом. В моих исследованиях я использовал данные, взятые с уже совершённых преступлений, которые были совершены психически нездоровыми людьми, то есть маньяками. Область происходящих убийств тоже была ограничена — это территория Европы. Опуская теоретические или математические подсчёты, я пришел к заключению, что возможный маньяк должен появиться на территории Франции. А вероятность его появления, как вы уже знаете, это писалось в газете, равна 0,666. То есть вероятность появления нового маньяка равна 66,6 %.

— Поразительно. Но, ведь три шестёрки — это число дьявола!

— О, да. К сожалению, это уже факт. Теперь вы понимаете, почему я не мог более скрывать результат своих исследований, — сказал профессор.

— Математика — вещь полезная, однако я хотел бы знать более весомые факты об этом серийном убийце.

— Да, математика это точная наука, и она не совершала преступления и ничего не знает о них, а лишь оперирует голыми числами. Однако у меня для вас кое-что есть. Это последние мои исследования, которые я сделал, используя уже совершённые этим маньяком убийства. Сейчас я их принесу.

Он взял стакан со стола и повернулся к сейфу, расположенному в стене. Пригубив немного, он положил стакан на стол. Слегка покачнувшись, он отвернулся от сейфа и сделал несколько шагов в направлении лейтенанта, словно молчаливо обращаясь за помощью. Раскрыв рот и протянув вперёд правую руку, он как будто хотел что-то сказать лейтенанту. Его, уже мёртвое тело рухнуло на пол. В глазах был виден чудовищный испуг, выражение лица приняло зловещую маску ужаса, будто он только что увидел дьявола.

Лион (Франция), 29 сентября 2004, 18:20.

— Жак! Надень свитер, — ей всегда приходилось следить за своим братом.

— Спасибо, милая Кетрин, но мне и так тепло, — сказал Жак.

— Но, даже здесь в гостинице прохладно, да и потом, уже не лето, а разгар осени.

— Вот именно, разгар. Мне не холодно, я разгорячен после дневной тренировки. Во мне столько адреналина перед завтрашними соревнованиями.

— Ну, пожалуйста, надень свитер. Ведь, если ты заболеешь, кто тогда будет бороться за первое место? — её мягкий детский голосок всегда воздействовал на брата. Его твердый мужской характер смягчался, юношеское упрямство таяло, и он более не упрямился. Жак обладал твёрдым и сильным характером, как истинный мастер восточных единоборств. Его металлический голос иногда таял и превращался в мягкую податливую воду, когда он слышал детский дискант любимой сестры.

— Ладно, уговорила. Давай пойдём в кафе, здесь, внизу гостиницы.

— Хорошо, только вот вещи сложу в шкафчик, наведу порядок в твоём. Ведь ты у меня такой неряха. Тогда и пойдём.

Он отправился в свой номер. Бросив сумку на тумбочку, он лёг на кровать. «Надо бы ей подарок подарить, ведь у неё сегодня день рождения», — подумал он. — «Нет, не сейчас. Пусть она расправится с вещами. Золотая брошка с зелёными камушками на ней будет очень хорошо смотреться. Её ярко зелённые глаза так великолепны, что даже эти сверкающие камушки меркнут в сравнении с её взглядом».

За ужином, в кафе, он сделал ей подарок.

— Ах, Жак. Это замечательная брошка. Посмотри, как переливаются эти камушки, — она восторженно улыбнулась. — Спасибо тебе, она наверно дорогая. Ты мне всегда такие оригинальные подарки даришь. Она подойдёт к моему вечернему платью.

— Спасибо не мне, а тебе, за то, что ты самый замечательный мой друг. Мне бы одному трудно было.

— Жак, а можно я надену новое платье и эту брошь? — девочка, прищурив глаза, посмотрела умоляюще на брата.

— Сейчас? Ты хочешь подняться к себе в номер?

— Да, ну пожалуйста, — её детский и ласковый голос не мог оставить равнодушным брата к просьбе сестры.

— Ну, ладно, иди. Я подожду тебя здесь. Только недолго.

— Хорошо, я быстро. Двадцать минут и я уже буду здесь, — она быстро встала и довольная умчалась, словно ветер наверх по ступенькам.

Она напомнила ему их мать, которая когда-то, также легко и проворно двигалась и ласково говорила с ними. Её нежный голосок напоминал ему материнский. «Ах, если бы мама была жива. И видела, какая замечательная у неё дочка выросла», — подумал он.

Прошло пятьдесят минут. Он уже выпил несколько стаканов сока и съел салат. «Что-то она не идёт. Ведь она уже должна была появиться. Она всегда быстро одевается», — подумал он. Какое-то тревожное чувство сквозняком пробежало по сердцу, оставив несколько беспокойных мыслей. Вот, по ступенькам зазвучали чьи-то легкие шаги. Он обернулся, но это была не она, а какая-то девочка, которая шла с мамой. Он не выдержал и решил подняться в номер. Однако в номере он никого не обнаружил. Странно, куда же она могла пойти. В этом чужом городе у них не было знакомых. Они были в нём первый раз. Он вихрем и с тревогой в сердце оббегал все этажи, поговорил со швейцаром у проходной и выбежал из гостиницы. Холодный осенний ветерок подул ему в лицо, остужая разгоряченную плоть, но сердце не унывало — оно било тревогу. Слегка моросило. На улице уже было темно, зловещие тени окутали улицы и весь город, погрузив его во мрак. Леденящий страх незаметно прокрался в его сердце. Где она? Что с ней? Он готов был сразиться с каждым, кто причинит ей хоть какой ни будь вред. Но в этой темноте никого не было и лишь черная мгла и легкий ветер наполняли просторы ночного города. Что делать? Он один стоял посредине пустынной улицы и смотрел в темноту, прислушиваясь к её зловещей тишине.