Слезы Турана - [37]

— Когда Магомет возвращался из пустыни, в Медине ему повстречался путник. Магомет спросил его про то, какие люди живут в городе? И тот ответил: там обитают одни разбойники… А второй путник утверждал, что в городе живут одни лишь ангелы. Повстречался и третий путник, который так рассудил: в Медине есть и плохие, и хорошие люди. Дочь моя, мир населен и разумными тварями, и скользкими рыбами, и божественными бабочками. И кто осудит поведение каждого из них, если сам пророк, выслушав три мнения, ни одно из них не осудил. Я видел сегодня, дочь моя, как трудно нашему ордену укреплять веру в единственно правильное учение исмаилитов, которое благословляется аллахом. И тот, кто идет по этому пути, тот идет прямо в сады рая. Знай же, дорогая дочь, что если один огуз пытается воспротивиться исламу, то другой — с радостью примет его. Разве Тогрул-бек, Мелик-шах и султан Санджар не падают ниц перед всевышним небом! А они тоже огузы. Мы должны быть осторожны, как леопарды на охоте. Мы не устанем собирать плоды для нашего ордена и верных его служителей, — ал-Хазри отпил из глиняного кувшина фруктовой воды и долго жевал сухие финики.

С покровительственным видом горбун снова обратился к Аджап:

— Разве ты вчера не испугалась, когда узнала, что султан подарил тебя мне — исмаилиту? Разве ты не задумыва-ла плохое, пока не узнала, что члены нашего ордена решили спасти славную певицу двора, узнав о черных замыслах Санджара? Справедливость — вот высшее, что руководит нашим орденом. Ведь это исмаилиты через верных людей хитро и тихо подсказали султану подарить тебя мне, как бы этим рассчитавшись за поступок Зейнаб. Это было трудно сделать. О, как все трудно в нашей жизни!.. И ты верно говоришь, дочь моя, что с бедными кочевниками будет трудно бороться. Но знамя победы уже дано нам сегодняшними событиями в Самарканде.

— Учитель, мне боязно!.. Борьба за святое учение, о ко-тором вы мне рассказали, так жестока, что нужно ли это учение, если оно сопровождается таким страшным насилием?

— Любезная, ты начинаешь говорить недозволенное! Повелеваю — завтра же в утренней молитве постарайся отдать в пять раз больше поклонов, чем всегда. Да пусть аллах не прогневается за твою неумную и опасную мысль. И запомни раз навсегда, дочь моя: люди — это стадо!.. Им обязательно нужен пастух. А предводителем этого стада должен быть наш Орден. Приемы наши не жестоки. Просто люди, которые не хотят уступить нам дорогу, сами понуждают нас на такие способы борьбы. И все-таки главное в нашем деле — сбить с дороги вожаков стада, а когда вожак прыгает в реку, отделяющую грешную землю от рая, то стадо само бросается за ним. Мы расшатаем устои сельджу-кидов и перехватим власть. Говоришь, жестоко? А бедная Зейнаб, решившая принести себя в жертву во имя вашей любви, разве достойна такой страшной участи? Утопить в Мургабе прекраснейшую женщину… Бывшую возлюбленную. Да отсохнут у подлого султана руки! А каким пыткам хотел султан подвергнуть тебя за ослушание? Когда храбрый Ягмур узнал про это, он на коленях умолял выручить тебя…

— Как странно устроена судьба. Еще вчера Ягмур хотел отомстить тебе, учитель, за мастера Айтака, а сегодня конь судьбы повернул в иную сторону, — отозвалась Аджап, сжимая в руках кинжал, который она подарила Ягмуру, провожая его из Амуля в Мерв с вестью о смуте в Самарканде.

— Перст судьбы унизан многими кольцами. Ягмур хотел отомстить мне за мастера Айтака, это верно. Но когда храбрый юноша узнал истину, копье его ненависти повернулось против султана. Коварный Санджар потому и утопил Зейнаб, что она знала, кто убил соперника, претендовавшего на трон султана Хорасана. Про все это Ягмур узнал после, как занес надо мною меч… Мне ничего не оставалось, как доказать свою преданность, и я решил через членов нашего ордена спасти тебя. Вот так, моя Аджап, ты очутилась в безопасности.

— Трудно все это понять, — не сразу ответила Аджап, — и если бы не кинжал, который я сама подарила Яг-муру, трудно было бы оправдать сделанное…

— Ты жива и здорова — вот главный довод в пользу сказанного. А могла бы и ты, как Зейнаб, с камнями на шее покоиться на дне Мургаба. И в боях за Самарканд ты можешь с мечом в руках отомстить за свое горе и печаль.

— А как живет мой отец?

— Доброму хранителю библиотеки надо послать письмо, рассказать о помощи нашего ордена и о твоем благополучии, прекрасная Аджап. И пусть твой отец в своих молитвах призывает небо к возмездию, которое я готов совершить собственной рукой.

— Как же так! Вы столько лет служите султану?

— Только стены библиотеки, где мы с твоим отцом можем быть откровенными, знают истину. Я замечаю, как ты боишься смотреть на мое изуродованное тело, которое было когда-то стройным и сильным, как у джигита Ягмура. Мой нос перебит… Я окосел и горбат. Когда-то палач разрезал мои пятки и насыпал в живые трещины мелко нарезанный конский волос, чтобы я мог ходить только на цыпочках. Я знаю, чье это дело… С тех пор я мщу Санджару, бросившему меня в руки палача. Изуродован я за то, что служу ордену исмаилитов.

— Но почему ж вы сейчас в Самарканде?