Слезы Турана - [2]

Писарь, простучав кожаными туфлями с медными гвоздями, осторожно уселся у двери. Подогнув под себя ноги, он поднял руки к небу, прося аллаха помочь перенести мысли султана на бумагу именно так, как хотелось бы этого величайшему.

Санджар распахнул на груди халат. Тяжело облокотившись о золоченую тахту, грозным и натужным голосом продиктовал:

— А еще повелеваем начальнику отряда: как наше войско прибудет в Балх, всех мятежников, а также семьи бунтарей уничтожить!..

Султан сел на тахту, поджал ноги с покрашенными хной пятками и умолк.

Писарь, исправно закончив свое дело, подал шелковистую бумагу повелителю. Санджар закоптил на пламени свечи перстень и прижал к фирману. Молча и проворно старик свернул бумагу трубочкой, перевязал шелковой нитью, и вот уже под окном раздался топот копыт. У ворот крепости гонец закричал:

— Именем султана!..

Санджар повернулся к страже и сказал тихо, крепко сжимая побелевшие губы:

— Приволокли сборщика налогов?

— Он связан и ждет высочайшего решения.

— Казнить. Перед всем народом! А вместо него назначить родственника Кумача — ловкого Каймаза. Пусть ата-бек, связанный клятвою и родством с Каймазом, еще зорче следит за огузами, которые живут и бунтуют на землях его эмиратства.

От канала веяло прохладой. Раннее солнце, напоминая золотой щит, медленно выползало из-за дальних туч, освещая величавую толстостенную крепость, высившуюся на горе, из которой мервские гончары когда-то выбирали глину для своих кувшинов, тарелок и другой утвари.

Писарь подал султану свежей воды из дворцового хауза, помог одеться. Ничего не говоря, от террасы по крепостной стене Санджар направился к высокой глинобитной башне…

Внизу лежала широкая придворцовая площадь. Султан остановился у бойницы и два телохранителя, обнажив кривые ятаганы, застыли у входа.

«Сила власти — в страхе и повиновении, — рассуждал султан. — Смерть отнимает жизнь, заставляя забывать о вольнодумстве».

А жизнь шла своим чередом. На площади ревели длинные кожаные трубы, били в барабаны и оголтело шумели базарные толпы. Глашатаи, надрывая глотки, скликали народ:

— Именем султана!.. Слушайте и не говорите, что не слышали! Сейчас здесь, на этой площади, будут казнены бунтари, возмутители спокойствия! Слушайте, слушайте!..

За спиной Санджара раздался какой-то шум, послышались шаги, и грозный повелитель повернулся. На площадку поднимался визирь, а с ним начальник дворцовой стражи и два седобородых имама. Между ними шел человек, связанный тонкой волосяной веревкой. У края глинобитной площадки они опустились на колени и поцеловали землю.

— Да будет вечен и славен властитель Турана, султан султанов!

Крупное лицо владыки, побитое оспой, нахмурилось.

— Велик и могуч Туран — краса и гордость сельджукидов! — сквозь стиснутые зубы процедил Санджар, блеснув черным огнем глаз, — А что сделали вы, чтобы ваш повелитель спокойно спал ночью? Разве я… мы мало платим вам? Не жалуем своим вниманием? — голос султана крепчал.

И вдруг его перебили удары барабана. На широкую, мощеную белым камнем возвышенность выводили шестерых, приговоренных к казни. Серые, помятые лица, изодранная одежда и отросшие волосы несчастных говорили о том, что они успели познакомиться с дворцовым зинданом.

Высокий, костлявый палач с толстой дергающейся губой бережно стер шерстяной тряпочкой с длинного меча баранье сало и, разминая плечи, прошелся около плахи из столетнего гуджума. Остановился, примерился и легким движением огромных рук глубоко вогнал меч в красноватое дерево.

Санджар, опершись о выступ бойницы, задумался. Черные брови сошлись у переносицы. В больших, глубоко посаженных глазах разгорался огонь мести. Он был страшен. И даже самые близкие к повелителю согнули спины в низком поклоне, не зная, на кого может обрушиться гнев повелителя.

Султан медленно повернулся к царедворцам.

— Знаете ли вы, за что сейчас отделят этим людям головы от туловища?

Придворные молчали.

— Огузы Балха отказались платить нам подати и кормить воинов, закрепленных за городом… Омар! — громко позвал султан.

Человек со связанными руками, согнувшийся крючком, оторвал голову от земли.

— Омар, нам известно, что ты присвоил половину податей и хотел еще собирать с огузов, Так?

Понимая, куда клонится разговор, другие чиновники стали разгибать спины и только один белый тюрбан все еще крепко прижимался к узорчатому ковру. Сборщик податей пополз к ногам султана.

— Взять! — кивнул Санджар страже, даже не взглянув на побелевшего подчиненного. Воины так заломили руки сборщика податей, что у того затрещали сухожилия.

— Обезглавить вместе с этими, — султан кивнул в сторону площади.

Для придворных гроза миновала. Плотным кольцом они окружили Санджара, облегченно зашептались.

А там — на придворцовой площади, звонкий голос извещал собравшихся:

— Именем султана!.. Сейчас на площади великого Мерва будут казнены те, кто возмутил покой нашего единственного и неповторимого… Именем Султана!.. И каждый, кто посмеет нарушить величайший покой солнца и щита нашего, каждого, кто нечестивыми поступками заставит волноваться опору священного престола, будет казнен так же, как этот недостойный житель Турана!