Слезы Брунхильды - [6]

Однако не я одна испытывала горечь — мой супруг, без сомнения, тоже, но в еще большей мере — наши враги, которым пришлось присмиреть и которые не могли вынести такого унижения.

Спустя два года началась война. Настоящая — не против лангобардов, саксонцев или гуннов, но та, что рано или поздно должна была начаться между Зигебером и его братом. Война, которая могла закончиться лишь с полным поражением и гибелью одного из них. В те времена все мы в это верили. Однако Богу было угодно, чтобы погибли оба, но война продолжалась, и конца ей не видно по сей день…

С течением времени я все чаще спрашивала себя, нужно ли видеть Божий промысел, кару какого-то злого гения или простую случайность в череде побед и поражений, которыми с тех пор изобиловала моя жизнь и жизнь моих близких. Порой мне казалось, что все расписано заранее и за каждым триумфом неизбежно должна следовать катастрофа, словно бы кто-то — Бог, дьявол или человек — следил за тем, чтобы никто не стал окончательным победителем…

Раньше я думала, что этот кто-то был Гонтран — Гонтран-святоша, Гонтран-слабак, который ненавидел меня с того момента, как я захотела отнять у него Арль…. Потом мне стало казаться, что это дело рук наших баронов, потом — Церкви и ее служителей…. Мне нужно подумать об этом во время путешествия…

Может быть, все сложилось бы иначе, если бы я полностью сознавала, что происходит — в те времена, когда зло еще не свершилось. Но я была опьянена гордыней — и, без сомнения, именно за это Бог так наказал меня. Но не я хотела этой войны, и не я развязала ее.

2. Поход

Зима 572 г.

Снаружи бушевал ветер, в камине потрескивал огонь. Если не считать этих звуков, в зале стояла тишина. Те, кто здесь присутствовал, молчали — как будто все между ними уже было сказано. Хильперик, положив подбородок на сплетенные пальцы рук, рассеянно смотрел на огонь из-под прикрытых век. Напротив него, с другой стороны стола, покрытого тяжелой алой скатертью, расшитой золотом, сидели два его старших сына, Теодебер и Мерове. Выражения их лиц разительно отличались. Первый, похожий на боевого скакуна, нетерпеливо пофыркивающего в стойле, казалось, готов был выдержать любые испытания, которые пришлись бы на его долю. Второй, казалось, вот-вот уснет. Дальний конец стола был завален пергаментными свитками, фредегонда, стоявшая спиной к огню, перебирала их кончиками пальцев, Найдя то, что искала, королева освободила как можно больше места, чтобы развернуть старинную карту, и попыталась представить себе ход военных действий, о которых недавно говорил Хильперик. Она рассматривала римские дороги, идущие от Руана, их столицы, к Анжеру — самому южному городу королевства. Доведя кончик пальца до этой точки, она с легким щелчком переместила его на восток — к епископству Турскому. Фредегонда с трудом представляла себе размеры территорий, изображенных на пергаменте; еще сложнее ей было вычислить расстояния. Но если до Анжу было около недели пешего хода, Тур находился всего лишь в одном дне пути от их границ. Так близко, что она невольно улыбнулась.

— Это же рядом, — прошептала она.

Завтра война начнется по-настоящему. Завтра оскорбление, нанесенное королевству Нейстрии Зигебером и его вестготской сукой, будет смыто кровью.

Фредегонда все еще улыбалась, когда подняла голову и встретилась глазами с Теодебером! В его взгляде вспыхнула такая ярость, что она невольно отдернула руку от карты, словно воровка, застигнутая на месте преступления. Фредегонда тут же разозлилась на себя за это и, чтобы вернуть себе уверенность, смерила принца высокомерным взглядом, что заставило его лишь сильнее нахмуриться. Семнадцатилетний Теодебер своими длинными, почти черными волосами, тёмными глазами и массивной фигурой напоминал отца — точнее, казался его не совсем полной копией. Характером он пошел в Хильперика даже больше, чем наружностью: Теодебер любил женщин, лошадей и оружие, был властным, без сомнения, отважным. Но, в еще большей степени — он был горделивым, вспыльчивым, ревнивым и обидчивым. После краткого раздумья Фредегонда догадалась, в чем дело — он принял ее улыбку, с которой она разглядывала карту, за насмешку над собой. На этот раз она вполне его понимала. Все, что было связано с войной, отныне воспринималось его живой натурой как личное оскорбление.

Теодебер помогал Хильперику в разработке военных планов и вместе с отцом выбрал город, по которому предстояло нанести первый удар. Это был Тур, святой город, обитель святого Мартина, почти не защищенный и открывающий дорогу на Пуатье и дальше на юг…. После стольких дней и ночей, проведенных над картами, после мечты об огромном неделимом королевстве, о Теруанне, простиравшейся до самых Пиренеев, действительность оказалась для юного принца вдвойне суровой. Не удостоив Теодебера ни единым объяснением, отец отказал ему в чести возглавить войско, которое в этом момент уже входило в Турень. К величайшему изумлению и негодованию старшего сына, король доверил свою армию самому младшему, Хловису, который лишь недавно прошел обряд barbatoria[7]. Ребенку, который едва мог самостоятельно взобраться на коня!