Слезы Авраама - [30]

То, что произошло после исповеди священнику, сломало Джека окончательно. Был шантаж, совращение, боль и чувство вины. Даже спустя многие годы Джека воротило от запаха ладана. Священник стал его второй жертвой. Джеку тогда было уже пятнадцать.

Вот уже два года Джек работал наемным убийцей и его это устраивало. Он работал один, связь держал только по телефону или через компьютер.

Со временем, Директора всё больше доверяли ему и давали более серьезные задания. Он начинал понимать своих работодателей, а вместе с пониманием росло восхищение. Они были похожи на него, хоть и обладали большим влиянием.

Это задание было выполнено успешно. Его основной целью было устранить Рейнса Блэкэби. Весь день Страйкер отслеживал связи Блэкэби, пытаясь найти доказательства его предательства, но тот был умен и осторожен.

На крыше Страйкер кивнул пилоту и забрался внутрь. Через вживленную систему боевой связи он передал сообщение.

«Работа выполнена — написал он. — Жду указаний». Блокнот он оставил себе. Он не сомневался, что тот ему ещё пригодится.

Вертолет поднялся с площадки и направился на восток, а Джек Страйкер подумал, что хотел бы сейчас испытывать хоть какое-нибудь чувство, помимо тряски.

Нэшвилл, Тенесси.

Леон Смит присел на корточки в однокомнатной квартире, перепуганный за судьбу своих родных. Всю ночь за дверью слышалась стрельба. Он слышал грохот дробовиков, пистолетные выстрелы, а однажды, даже очередь из чего-то автоматического. Эти, в общем-то, незаконные штуки, не могли сдержать напора банд.

Он поставил перед дверью своё старенькое простенькое кресло и всю ночь сидел в нем, сжимая револьвер убитого начальника. Жена и дети Леона спали в одной кровати. Он слышал, как они сопели и ворочались во сне.

Леон ни разу не слышал полицейских сирен. Район Нижнего Антиоха и раньше был местом, куда копы заглядывать очень не любили. Теперь же, казалось, они вообще вырезали его с карты города. Снаружи доносились только вопли, крики, стрельба, звуки бьющегося стекла.

Этот дом находился под контролем лаосской банды, которая называла себя Кровавые Пауки. Они были кучкой подростков, которые только и делали, что торговали наркотиками, воевали с соседями и бахвалились своим, так называемым братством.

Всходило солнце и Леон понимал, что семью нужно вывозить. Но идти было некуда. Весь его мир заключался в этих стенах, в людях, которые в них жили. Сестра жены жила в Лос-Анджелесе, а брат в Атланте, но Леон не хотел туда ехать. Он хотел скрыться в сельской местности. Может, был смысл уехать в Скалистые горы. И чем чаще он обращался к этой мысли, тем больше она его привлекала.

Он сунул револьвер за пояс и в полутьме принялся собирать вещи. Он поднял любимую игрушку малыша Эдди — плюшевого мишку.

Леон почувствовал стыд, который, по его мнению, не должен был испытывать мужчина. Продавленный диван, голые стены и стрельба снаружи убеждали его, что он, как муж и отец, со своей задачей не справился. Самое главное дело своей жизни — обеспечить безопасность своей семьи — он закончить не сумел.

Запихивая игрушку, которую однажды выиграл для сына на ярмарке, Леон размышлял о своей жизни. Он злился на свою бедность, на расизм, на то, что каждый день, с момента подъема с постели и до момента выключения света, он всё глубже увязал в этом болоте. Его дети заслужили лучшую жизнь, имели право на возможность, которую, судя по всему, уже утратили навсегда. Эта дыра была таковой и до того, как страна начала разваливаться, и Леон не знал, как из неё выбраться. Денег всегда не хватало. Всегда не хватало работы. Он жил впроголодь с момента, как уволился из армии, вся его жизнь проходила в каком-то замедленном движении.

Из соседней квартиры послышались крики и звук выбиваемой двери. Кричала женщина. Леон знал её. Добрая набожная пожилая леди, в одиночку воспитывавшая внуков. Двоих старших парней недавно выгнали из школы, а девочка, Лейша, часто играла с сыновьями Леона. Сквозь тонкие стены он слышал детский плач, требование старушки убираться из её дома. Леону показалось, это было как-то связано с бандитскими делишками. Наркотики или оружие. Или обычная месть. Подобные вещи регулярно происходили в бедных кварталах по всей стране, но они не интересовали прессу, потому что это было некрасивое насилие. «Если симпатичная белая женщина убивает своего мужа, это становится общенациональной новостью, а за судом будут следить до самого конца. Но если нищее меньшинство режет друг друга, никому нет дела, кроме родных и близких».

Леон положил плюшевого мишку на кресло, проверил револьвер и вышел.

— Где они? — спрашивал один подонок с красной банданой на голове. Штаны наполовину сползли с задницы. Он и его дружок, которому могло быть, одновременно, и пятнадцать и двадцать пять стояли прямо в проходе.

— Не знаю. Здесь их нет. Выметайтесь из моего дома! Проваливайте! Оба! — в глубине комнаты кричала Лейша.

Сейчас, может всё закончиться. Может, они уйдут и никто не пострадает.

У одного из бандитов в руках был обрез ружья. Он повернулся к Леону.

— Не твоё дело, старикан! — сказал пацан. Его рот искривился в ухмылке. Он направил обрез Леону в грудь — Или, хочешь огрести?