Слётки - [53]

– Русский ишачок!

Потом Глебка не раз подумает, что крикни этот голос – «ишак», все бы обошлось, быть может, а вот «ишачок» их обоих необъяснимо разъярил.

Вот в этот миг какие-то материи сомкнулись в Глебке, энергия ярости, не слишком объяснимая, вступила в область лба и ушей – они с Ефимкой бросились вслед за чернышами. Те, забыв про оскорбление, мелкой рысцой двигались вперед, обмениваясь гортанными звуками, и не оборачивались назад, безмятежно зачислив на свой счет легкую уличную победу. И потому два коршуна, ловко налетевшие сзади, достигли цели легко и с абсолютной точностью – двух старших из троих, двигавшихся к ним спиной, они снесли легкими ударами ног под коленки, третий ринулся вперед и снес несколько средних, средние наткнулись на младших и уронили их – прямо-таки эффект домино! Сбив арьергард, Глебка и Ефим сразу и запросто одержали победу.

Они не стали никому ничего добавлять, развернулись в сторону дома и довольно быстро утешились, не придав стычке серьезного значения, но в тот же вечер окно Глебкиного дома разлетелось от камня, влетевшего прямо на половик. Бабушка перепугалась, повторив двадцать раз, что за всю её жизнь никогда такого не случалось.

Глебка накинул пальтецо и отправился к братьям. Они хорошо знали городскую торговую топографию – кому, что и где принадлежит, и объяснили Глебу, что восточники, или «юги» – так никто и не знал, какой именно они национальности – владеют палатками возле автовокзала, недалеко от санатория, еще кое-где, вразброс, и несколькими магазинчиками покрупнее, уже давно составляя торговую конкуренцию не только семье горевской троицы, но и вообще местным.

Ничего в Глебке не клокотало, не бурлило, не пенилось. Энергия, пусть совершенно не ядерная, но какая-то деловая, что ли, высвобождалась не торопясь, даже разумно, по крайней мере расчетливо, превращаясь в простецкую мысль: чернявые здесь не хозяева, а гости, и хамить не имеют права, а значит, надо им дать понять, как положено вести себя в гостях.

Глебка предложил поджечь палатку. Для начала – одну. Но так, чтобы, понятное дело, комар носа не подточил. Братья дружно возликовали, хотя были старше своего командира. И если Ефим – второкурсник, то Федя учился на третьем, а Петя так и вообще на четвертом курсе все того же благословенного Политеха из-под Москвы, который раскинул тут свои образовательные шатры. Могли бы охолонуться, отказаться – но заело их, что ли?

2

Это оказалось проще пареной репы.

В братниной торговой семейке к тому времени была поношенная «газель» – для перевозки грузов, а в ней бензин, и они скачали из бензобака небольшую пластиковую канистрочку, литра два горючки.

Единственная трудность – как объяснить потом, где был, потому что акция планировалась на полночь – время почти что мертвое. Краснополянск ведь не столица какая-никакая, а просто дырка от бублика, зимой в десять только телевизионные экраны за окнами помаргивают, а улицы мертвы, магазины, не говоря про киоски, давно закрыты, кинотеатры сплошь погорели, лишь кое-где подсвечены двери увеселительных заведений, вроде пары ресторанчиков да десятка баров. А так – тишь да благодать, деревня, она и есть деревня. Впрочем, кому объяснять – народ всё взрослый, почти образованный – кроме Глебки.

Двое братьев, что помоложе, двигались впереди, их задача – слегка подсвистнуть, если возникнет опасность, в других же случаях двигаться молча и на пьяных мужиков, к примеру, или еще каких случайных забулдыг, независимо от пола, не реагировать. Посередке двигался боевик Глебка, в руке он держал плотную старую бабушкину сумку, сплетенную из какой-то замызганной, но тем не менее прочной синтетики, а в ней таилась канистра, в силу недополненности издававшая хлюпающие звуки. Еще один брат, на расстоянии метров пятидесяти, замыкал цепочку.

Намеченный к отмщению ларек был со всех сторон закрыт фанерными щитами на хлипеньких навесных замках. Глебке на минуту стало как-то совестно, не по себе. Ну и чем виноват перед ним этот черный неодушевленный предмет, напичканный разнопородной жвачкой, бутылками и прочей мурой? Он, однако, быстро прихлопнул странное свое сочувствие, себя же и укорил: ведь это именно он предложил проучить чернышей таким убедительным способом.

Братья рассредоточились вокруг и стали описывать неторопливые круги вокруг ларька, страхуя исполнителя от неожиданной опасности.

Глебка открыл канистру и, отогнув края сумки, вылил содержимое на стены и даже на крышу, пусть и не сильно, но заснеженную, заплеснул. Туда же потом кинул и сумку с опустевшей тарой.

Все было тихо кругом. Ни единого прохожего, да что там – ни единого звука в городке, прихваченном морозцем. Будто и он сочувствует Глебке и трем братьям Горевым в борьбе за право местного первородства.

В кармане у Глебки припасен был неполный коробок спичек. Разъяри-вая себя, стараясь возненавидеть этот фанерный куб и все, что предполагается за ним, он чиркнул спичкой. Едва коснувшись фанерной вертикали, она обратилась в сполох такой силы, что Глебка едва успел отскочить.

Будку объяло пламенем со всех сторон, и ребята, за исключением старшего из братьев, Петра, мигом рассредоточились в три разные улочки. Замысел состоял в том, что, если кто и встретится, то никак уж не скажет про четверых парней, попавшихся навстречу.