Слепой убийца - [160]

— А почему она должна была срезать локон? — спросила Лора. — Эта Айрис?

Я понятия не имела.

— Просто должна была — и все. Вроде жертвоприношения. Мне было приятно, что у меня имя одной из героинь. Значит, меня назвали не только в честь цветка, как я всегда думала. Ботанический мотив в именах девочек в семье матери был очень популярен.

— Это помогло Дидоне покинуть тело, — сказала Лора. — Она больше не хотела жить. И её страдания закончились, — значит, все правильно. Да?

— Ну, наверное. — Меня не очень интересовали этические тонкости. Странные вещи творятся в поэмах. Разбираться в них бессмысленно. Но мне было интересно, неужели Дидона блондинка; во всей этой истории она казалась мне брюнеткой.

— А кто такой Бог Смерти? Почему ему нужны волосы?

— Хватит уже про волосы, — сказала я. — Латынь мы сделали. Давай французский закончим. Мистер Эрскин много задал, как всегда. Итак: Il ne faut pas toucher aux idoles: la dorure en reset aux mains[64].

— Может, так: не имейте дела с ложными богами, перепачкаете руки золотой краской.

— Здесь не говорится о краске.

— Но имеется в виду.

— Ты знаешь мистера Эрскина. Ему плевать, что имеется в виду.

— Я его ненавижу. Я хочу, чтобы вернулась мисс Вивисекция.

— И я. Я хочу, чтобы мама вернулась.

— И я.

Мистер Эрскин невысоко оценил Лорин перевод. Весь исчеркал красным карандашом.

Как описать ту бездну горя, куда я теперь погружалась? Я не могу, потому и не пытаюсь.

Я пролистала остальные тетради. В Истории не было ничего, кроме вклеенного снимка: Лора и Алекс Томас на пикнике пуговичной фабрики; оба светло-желтые, а моя отрезанная голубая рука ползет к ним по лужайке. В Географии — только краткое описание Порт-Тикондероги, которое нам задал мистер Эрскин. «Этот небольшой город расположен у места слияния двух рек — Лувето и Жога, и знаменит ценными породами камней и многим другим» — первое Лорино предложение. Из Французского Лора вырвала все домашние работы и вставила забытый Алексом Томасом лист с непонятными словами, который она, как я теперь выяснила, так и не сожгла. Анхорин, берел, каршинил, диамит, эбонорт… Иностранный язык, это правда, но я научилась понимать его лучше, чем французский.

В Математике — длинный столбец цифр, напротив некоторых — слова. Я изучала их несколько минут. Потом поняла: это были даты. Первая совпадала с моим возвращением из Европы, последняя — где-то за три месяца до Лориного отъезда в «Белла-Виста». А слова были такие:

Авалон, нет. Нет. Нет. «Саннисайд». Нет. Ксанаду, нет.

«Куин Мэри», нет, нет. Нью-Йорк, нет. Авалон. Сначала нет.

«Наяда», X. «Одурманен».

Опять Торонто. X.

X. X. X. X.

О.

Вот и вся история. Теперь все выяснилось. Все происходило прямо у меня под носом. Как я могла не увидеть?

Значит, не Алекс Томас. Никакой не Алекс. Для Лоры Алекс оставался в другом измерении.

Победа приходит и уходит

Проглядев Лорины тетрадки, я положила их в ящик с чулками. Все выяснилось, но ничего не докажешь. Уж это я понимала.

Но, как говорила Рини, есть много способов ободрать кошку. Не выходит напролом — иди в обход.

Я подождала кремации, потом — ещё неделю. Не хотелось делать резких движений. Рини ещё говорила: лучше осторожничать, чем жалеть. Сомнительное утверждение: часто одно не исключает другое.

У Ричарда случилась поездка в Оттаву — ответственная поездка в Оттаву. Он намекнул, что влиятельные люди заговорят о важном не в этот раз, так скоро. Я сказала ему, а заодно и Уинифред, что по такому случаю отвезу в Порт-Тикондерогу Лорин прах в серебряной шкатулке. Надо его развеять, сказала я, и договориться об ещё одной надписи на фамильной плите. Чтобы все как полагается.

— Не вини себя, — сказала Уинифред, надеясь, что этим я и занята: если я виню себя, значит, не стану искать других виноватых. — Некоторые мысли надо гнать. — А как их прогонишь? Ничего с ними не поделаешь.

Проводив Ричарда, я отпустила прислугу. Сказала, что буду сама держать оборону. Я часто так поступала, мне нравилось оставаться дома одной, когда Эйми спит, — и даже миссис Мергатройд ничего не заподозрила. Когда горизонт очистился, я действовала быстро. Я уже упаковала тайком кое-какие вещи — коробку с драгоценностями, фотографии, «Многолетние растения для сада камней», — а теперь собрала остальное. Мою одежду — конечно, далеко не всю, вещи Эйми — тоже далеко не все. Запихнула, что смогла, в пароходный кофр, где когда-то хранилось мое приданое, а остальное — в подходящий чемодан. Договорилась, с вокзала прислали за багажом людей. И на следующее утро мы с Эйми без труда сели в такси и уехали на Центральный вокзал, взяв лишь смену одежды на один день.

Я оставила Ричарду письмо. Я написала: учитывая, что он сделал, — то, что, как я теперь знаю, он сделал, — я никогда больше не хочу его видеть. Принимая во внимание его политические амбиции, я не стану требовать развода, хотя у меня имеются неопровержимые доказательства его непристойного поведения — Лорины дневники, которые — тут я слукавила — надежно спрятаны в сейфе. Если Ричарду придет в голову своими грязными лапами притронуться к Эйми, прибавила я, пусть он немедленно откажется от этой мысли, потому что я тогда устрою грандиозный скандал, каковой последует и в том случае, если он не удовлетворит мои финансовые требования. Они были скромны: я только хотела денег на покупку домика в Порт-Тикондероге и содержания для Эйми. Собственные потребности я обеспечу сама.