Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла] - [126]

— Пожалуйста. Я поеду с вами.

— Нет, ты останешься здесь, а мы приведем его сюда.

— Я тоже хочу поехать.

— Нет, здесь тебе будет спокойнее. Мы не хотели бы потерять и тебя — по ошибке.

Интерлюдия

На двери было выведено темной краской слово «Любовь».

В комнате пахло порохом.

На ковре под прямым углом к кровати, откуда оно свалилось, лежало тело.

— Опоздали, — сказал Могильщик.

Этого они никак не ожидали. Они были обескуражены.

— Из револьвера с любовью, — буркнул Гробовщик.

Лукас Кови покинул этот мир. Причем отнюдь не по собственному желанию. Кто-то прижал револьвер малого калибра к его левому виску и нажал на спуск. Тут мог сработать именно револьвер. Автоматический пистолет может и не выстрелить, если дуло, прижать к телу в упор. Когда Кови рухнул на пол, убийца наклонился и выстрелил вторично в затылок, но уже с некоторого расстояния, слегка опалив волосы жертвы.

В комнате работал телевизор. Сладкий голосок расхваливал колготки, которые никогда не растягиваются. Гробовщик подошел к нему и выключил. Могильщик выдвинул ящик ночного столика и увидел кольт 45-го калибра.

— Так и не смог до него добраться, — заметил он.

— Он был захвачен врасплох, — сказал Гробовщик, — Похоже, кто-то, кого он хорошо знал, приставил револьвер к его виску, заглянул в глаза и прострелил башку.

— Судя по всему, так оно и есть, — кивнул Могильщик, — Он решил, что с ним шутят.

— То же самое думало большинство из безвременно погибших в этом мире.

Интерлюдия

А затем маленький мальчик-сирота задал вопрос, не дававший покоя им всем:

— Почему? Почему? Почему?

— Это был Господь во мне, — торжественно отвечал он.

Глава двадцатая

Если не считать происшествия с белым сексуальным извращенцем, случившегося при активном участии уличной шайки «Крутые мусульмане» и цветных девиц-подростков, среди которых была и его собственная дочь Лакомка, Гробовщик не соприкасался с подростковой преступностью. Те сопляки, с которыми они время от времени сталкивались, были самыми обыкновенными хулиганами, какие есть у всех наций и рас. Но вот новое поколение цветной молодежи с принципами и повадками космического века были для них неизвестной величиной «икс».

С одной стороны, они бунтовали, бросали вызов белой полиции, а с другой — сочиняли такие стихи и прозу, что могли озадачить любого гарвардского интеллектуала. Все это нельзя было объяснить бедностью, отсутствием перспектив, дискриминацией, с одной стороны, и гениальностью — с другой. Гении подчас были выходцами из трущоб, где таланту трудно разгуляться, а погромщики, напротив, из вполне зажиточных и благополучных семей. Все они — хорошие — и плохие, умные и глупые, агрессивные и послушные — были частью забродившей массы на дрожжах расовой однородности. Они все были в оппозиции. Так что было бы бессмысленно искать кого-то одного, виновного в сложившейся ситуации. Такого человека не было и быть не могло.

Гробовщик поделился своими размышлениями с Могильщиком, когда они ехали на работу.

— Что нашло на этих молодых людей, пока мы гонялись за хулиганами и бандитами, которые годятся им в отцы?

— Пойми, Эд, слишком много воды утекло с тех пор, как мы сами были подростками. Эти мальчишки родились после того, как закончилась война против одного из видов расизма, война за четыре свободы.

— А мы с тобой родились после того, как наши папаши отвоевались за торжество демократии. Только вся разница между ними и нами состоит в том, что когда мы повоевали против нацизма в рядах армии, где черным полагалось свое место, мы уже не верили во всю эту словесную чушь. Мы оказались поумнее. Мы выросли в годы депрессии, а потом пошли воевать под командой одних лицемеров против других лицемеров. Мы тогда уже твердо знали: все белые — лжецы. Может, наши родители и наши дети и поддаются на удочку белых, но нас не проведешь: разница между местными расистами и заморскими расистами заключается только в том, что у одних есть негры, а у других нет. Наши расисты победили и получили право талдычить сколько душе угодно, что они обязательно сделают нас равными — когда мы к этому будем готовы.

— Пусть говорят, что хотят. Они ведь убеждены, что сделать нас равными белым куда труднее, чем дать нам свободу.

— Может, они и правы, Эд. Может, на этот раз они не так уж и врут. Да нет, они и теперь нагло лгут. Это абсолютно точно!

— Может, и так. Ведь что спасает наше поколение — мы их словам не верим. А те, что помоложе, верят, верят, а потом начинают бунтовать.

Лейтенант Андерсон сразу же смекнул, что сегодня его лучшие сыщики не в самом дружелюбном настроении, а потому он поскорее услал их к книжному магазину посмотреть, как там ведут себя черные мусульмане.

— Почему именно черные мусульмане? — осведомился Могильщик.

— Если кто-то начнет какать на улицах, вы, белые, сразу заподозрите черных мусульман, — проскрежетал Гробовщик.

— Боже праведный! — воскликнул Андерсон. — Когда-то вы были сыщики как сыщики, а теперь стали расистами.

— Все дело в задании. Зря вы нам такое поручаете. Кому-кому, а вам должно быть известно: мы не любим церемониться. Мы люди крутые. Если мы увидим, что кто-то агитирует этих юнцов, и мы узнаем, кто он, и он попадет нам в руки, то живым ему не уйти.