Зазвонил телефон. Чарльз Леффертс подскочил, словно кто-то ткнул его под ребра сосулькой.
Из-под простыни раздался голос – приглушенный, яростный:
– Не отвечай.
Он снял трубку.
– Да?
Отрывистый голос.
Он потянулся за окурком своей сигары.
– Кто это?
Под простыней вонзились острые ноготки ему в бедро, а затем отправились в неторопливое путешествие по его телу.
– Смерть от Тысячи Порезов, – голос под простыней звучал глухо.
Из трубки послышалось бормотание.
– Боб! – взревел он. – Боб Крэншоу, бог мой! Как дела?
Голова, обрамленная нимбом из густых светлых завитков, появилась из-под простыни. Два голубых, ничего не выражающих глаза уставились на него сквозь стекла очков в роговой оправе.
– Повесь трубку! – прорычала она.
Голос в телефонной трубке стал взволнованным.
Холодные пальцы безжалостно сжались. Его лицо исказила гримаса боли. Она стиснула его крепко.
– Не могу сейчас разговаривать, Боб, – судорожно выдохнул он, шаря вокруг в поисках зажигалки. – Послушай, старина, давай я позвоню тебе завтра, а там, может, встретимся. Боб, дружище…
Трубка проворчала что-то в ответ.
Он нашел зажигалку. Она не работала. Он потряс ее и попробовал зажечь еще раз. Маленький голубой огонек вспыхнул и тут же погас. Он аккуратно положил окурок сигары обратно в пепельницу.
– Слушай, Боб, – сказал он. – Завтра днем. Я позвоню тебе, старина.
Элен Майли перекатилась через него и подобралась поближе к трубке.
– Топай обратно в постель, белый мальчик, – произнесла она, растягивая слова, как это обычно делают негритянки.
Тишина в трубке была оглушительной.
– Ладненько, – быстро сказал он. – Я позвоню, Боб. Завтра. До скоренького, старина.
– Вот спасибо, – произнес он, повесив трубку и глядя на нее с упреком.
Она разжала пальцы, перекатилась на спину и уставилась в никуда.
– Это был Боб, – настаивал он. – Боб Крэншоу.
– Слушай, оставь эту чушь. Это была одна из твоих назойливых баб. Ты это знаешь, я это знаю, и Господь Бог это знает.
Он выпятил подбородок и посмотрел на нее строго. «Самый настоящий сопляк», – решила она.
– Впредь, – проворчал он, – я был бы очень признателен, если бы ты не манипулировала мною столь непочтительными образом, когда я разговариваю по телефону.
Она села прямо, откинувшись на спинку кровати и обхватив руками свои упругие груди.
– Стервозность, – сказала она тоскливо. – Господи, мне кажется, что я становлюсь стервозной бабой.
– О, моя прелесть, – простонал он. Потом обнял ее и дотронулся своим удивительно проворным языком до ее носа, ушей, розовых сосков и аккуратного пупка.
– Ты – негодяй… – выдохнула она.
Он выпрыгнул из кровати, подскочил к туалетному столику, уставился на себя в зеркало и начал деловито приглаживать свои волосы.
– Подъем! – завопил он. – Подъем. Все на картофельную гонку! note 1 Вставай! Быстрей!
Она холодно взглянула на него.
– Подъем это хорошо, – кивнула она. – Как раз то, что мне нужно.
– Я сделаю тебе чего-нибудь выпить, – с надеждой сказал он. – Я поставлю Луи Армстронга. Хочешь принять душ?
– Ох… может быть, я не встану, – мечтательно произнесла она. – Может быть, мне захочется устроить тебе веселую жизнь. Я буду лежать здесь, и попробуй меня отсюда вытащить. Может быть, даже поселюсь у тебя. Может быть, я начну сейчас визжать и орать, пока кто-нибудь из соседей не вызовет полицию. Или закачу истерику, выброшу все твои баночки со специями и разобью твои африканские маски. А может быть просто проглочу несколько таблеток снотворного и отрублюсь.
Он посмотрел на нее в ужасе и жалобно спросил:
– Но почему ты вдруг станешь выбрасывать мои специи?
– О, боже… – вздохнула она. – Где ты был, когда раздавали мозги? Не отвечай мне – я знаю. Ты стоял в очереди за своим инструментом.
– О, бекон и яйца, – пропел он. – Бекон и яйца, и тосты, и джем, и много-много кофе. Пойдем скорее жрать!
Затем она плакала, склонив голову, закрыв лицо руками. Ее плечи сотрясались. Она издавала громкие рыдания. Неожиданно она вспомнила о старом автомобиле своего деда. «А-у-у-га, – пел рожок. – А-у-у-га!»
Он сел на кровать и обнял ее. Он осторожно дотронулся до ее ушей, робко поцеловал ее в губы, любовно, едва касаясь, провел пальцами по ее обнаженной спине.
– Детка-детка-детка, – промурлыкал он. – Не плачь. Мне больно видеть, как ты плачешь.
– Я хочу умереть.
– Конечно, дорогая моя, конечно, – кивнул он.
Она выпрямилась и взглянула на него. Ее лицо исказила презрительная усмешка.
– Великий любовник, – насмешливо сказала она. – Иди припудри свои подмышки, бога ради.
Она услышала, как он пел, стоя под душем: «Мамина маленькая детка любит рассыпчатый хлеб», и подумала о том, сколько подписей необходимо на заявлении, чтобы заполучить мужчину.
Она закурила сигарету и распласталась на его прохладной сатиновой простыне. Она подоткнула подушки, чтобы голова была выше, и взглянула на свое обнаженное тело. Грациозное, стройное, привлекательное.
– Это у тебя есть, детка, – прошептала она. – Все, что нужно – это найти парня, которому оно нужно.
Когда пришел ее черед принимать душ, в ванной стояли клубы пара и все полотенца были влажные. Она приняла душ, попутно размышляя, не сбросить ли все его одеколоны, лосьоны, духи и присыпки в раковину. Она остановилась на том, что проковыряла острием его маникюрных ножниц дырочку в тюбике с зубной пастой. Когда он надавит… Ого-го!
![Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]](/storage/book-covers/ff/ffc5154b895259605fa1f5f3db4317de29f56c41.jpg)
