Слепой - [4]

чтобы придать им дополнительный объем, и оставила распущенными. На губы нанесла

полупрозрачный бледно-розовый блеск и слегка подкрасила ресницы. Этого было достаточно.

В отражении я заметила на себе задумчивый и немного грустный взгляд папы.

― Ты красивая, ― сказал он и горько вздохнул.

Я улыбнулась.

― Спасибо, ― еще раз бегло оглядев себя в зеркало, я развернулась на сто восемьдесят

градусов и взяла с кровати телефон. ― Я готова.

― Тогда пойдем, ― папа выскользнул за дверь.

***

Я нервничала. Сильно.

Раньше никогда особо не наблюдала за собой такой нервозности, но в этот раз все было

иначе, и я не знала, почему.

― Доброе утро, Михаил Валерьевич! ― весело поприветствовала я седовласого мужчину,

который сидел за стойкой ресепшн.

Он, широко улыбнувшись, помахал мне рукой.

― Привет, Алина! Ты такая красавица! Только глянь на себя! ― я захихикала, а взгляд

Михаила Валерьевича переметнулся на папу, который шел впереди и о чем-то усиленно думал.

― Наверно, у вашей дочери нет отбоя от поклонников, так, Александр Андреевич?

Папа рассеянно посмотрел на мужчину и улыбнулся.

― Да, ― ответил он запоздало.

Поклонники.

Тема мальчиков была для меня закрытой. У меня еще не было парня. Во-первых, мне

всего пятнадцать. Еще все впереди, и, в отличие от своих сверстниц, я не стремилась

торопиться. Во-вторых, папа всегда говорил, что учеба должна быть для меня на первом месте.

От этого зависит мое будущее. Но с этим проблем никогда не возникало. Я твердая отличница.

В-третьих, я не жаждала кидаться в объятия любви. Знаю, я еще недостаточно взрослая и

совершенно не имею опыта, чтобы рассуждать и заявлять об этом, но я разочарована в этом

чувстве. Правда, если любовь упадет ко мне в руки, я не стану от нее отказываться. Наверно…

Папа широко распахнул тяжелую дверь, позволив мне выйти. Как только мы оказались на

улице, я пожалела о том, что не взяла пиджак. Было холодно, но туман почти рассеялся.

Я обняла себя руками.

― Замерзла? ― спросил папа.

― Немного, ― ответила я.

Автомобиль отца ― черный «Мерседес-Бенс» S-класса ― уже стоял перед домом.

Подойдя к машине, я наклонилась вперед, чтобы поприветствовать водителя ― Павла, но его

не оказалось на месте. Выпрямившись, я устремила непонимающий взгляд в сторону отца,

который обходил «Мерседес», направляясь к водительскому месту.

― Ты поведешь? ― удивилась я.

― Я дал Павлу выходной, ― пояснил он.

6

― О.

Я получила очередную порцию удивления.

― Садись, Алина. Холодно.

Я открыла дверцу и запрыгнула на переднее сидение рядом с папой. Он завел автомобиль

и включил обогреватель. Через минуту мы стали отъезжать от дома. Я прислонилась головой к

боковому окну и стала смотреть на мелькающие здания просыпающегося Санкт-Петербурга.

Мы ехали в полной тишине до первого цветочного магазина. Я стала засыпать, когда

машина резко затормозила. Папа побежал в бутик, а я осталась ждать в салоне. С каждой

минутой, которая приближала меня к школе, мое сердце билось все быстрее и быстрее.

Волнение нарастало в груди. Но ведь мне не о чем волноваться, потому что у меня идеальный

образ.

Я ― Алина Воронова. Самая популярная девочка в классе, и одна из популярных в школе.

У меня куча друзей, меня уважают и хвалят учителя, на меня обращают внимание мальчики, со

мной хотят дружить девочки… Я ― воплощение идеальности и уверенности, как все считают.

Так почему мне так страшно?

Возможно, потому, что однажды мне надоест строить из себя самую хорошую девочку в

этом мире, и я просто сорвусь? Но я не хотела, чтобы кто-то видел меня настоящей. Я не хотела

показывать людям свои проблемы и слабости, потому что тогда они задавят меня. Ведь проще

общаться с человеком, у которого все хорошо, чем с тем, кто страдает от проблем.

Да и какие могут быть проблемы у избалованной девчонки, верно? Ведь у нее есть все, но

это все ― ненастоящее.

Мои размышления прервал папа. Он громко захлопнул за собой дверцу и положил на

задние сидения огромный букет красных роз. Это для Елизаветы Григорьевны ― моей

классной руководительницы. Эта женщина никогда мне не нравилось, но для хороших оценок

приходилось делать вид, что я ее безумно люблю.

― Я же включил обогреватель, ― пробормотал папа. ― Тебе все еще холодно?

Я дрожала, но не потому, что замерзла. Это была дрожь волнения.

― Нет, ― сказала я. ― Просто немного переживаю.

Папа изогнул правую бровь, но взгляда на меня не перевел, продолжая сосредоточенно

смотреть на дорогу.

― Ты переживаешь? Прости, я не ослышался? ― он усмехнулся, а я закатила глаза.

― Это не смешно, ― буркнула я.

― Ты же моя дочь. Ты не можешь переживать из-за такой ерунды, как первое сентября, ―

сказал папа.

Это было так. Но все же я испытывала волнение. Во-первых, я давно не видела своих

друзей и с нетерпением ждала встречи с ними. Во-вторых, в конце этого года мне нужно будет

сдавать ГИА. Хотя последнее не должно вызывать у меня сильного беспокойства, потому что я

была уверена в том, что мне хватит мозгов для этих экзаменов. Конечно, если что-нибудь не