Слепой боец - [33]
А дочки Бурого Скагри рассказали про своего родича по отцу по имени Буен — тот повстречался с песнею, опять-таки звучавшей словно бы ниоткуда, когда вез из леса хворост. Она прошла мимо него, а его лошадь, как была под вязанками хвороста, повернула голову и пошла с тропы прямо туда, где голос, так что, как он говорил, ежели б ему не нужно было воевать с лошадью и удерживать ее за повод, он бы, быть может, и разобрал побольше, а не только то, что там речь шла о какой-то «дороге бурых волн».
Потом девушки заговорили уже о том, кто она такая — та, что поет, — и что все это значит. На эту тему толки ходили по всей округе, да без особого проку. Сходились все только на том, что такого здесь раньше никогда не бывало. У девушек сейчас впечатлений для выводов было, впрочем, побольше.
— Это колдовство, — категорически утверждала Раун, дочь Бадди.
А следует сказать, что магия, колдовство, безразлично, полезное или бесполезное, доброе или дурное, — это занятие исключительно человеческое, и даже когда демоны им занимаются, то занимаются только в той мере, в какой они очеловечиваются — перенимают у людей умения, и облик, и свойства. Так что Раун именно это и имела в виду. «Это не дело стихий, — говорила она, — это колдовство, самое настоящее южное колдовство, я вам верно говорю». Поломав головы над тем, какого все-таки сорта это колдовство, девушки так ни до чего и не договорились. Во всяком случае, все согласились тоже, что прежде таких див здесь не бывало.
— Так ведь и должно быть, — сказала та девушка, с верховьев Щитового Фьорда. — Мой отец говорит, что все переменилось, стало не так, как в его молодости, с тех пор, как убили Сребророгого Оленя.
Нехорошей была эта тема при Кетиль, которая ведь была из дома Гэвиров и сестра того Гэвира, что убил Сребророгого. Кетиль, правда, не выказала недовольства. Но Хюдор это упоминание задело так, как будто была она уже женой Гэвина.
— Мой отец тоже говорит, что все не так теперь, как в дни его молодости, — оттого что в его молодости не было этой моды на широкие наконечники копий! — сказала она. — Даже самый умный человек не может ведь быть умным беспрестанно.
Девушки засмеялись — они не отошли еще от своего волнения и с легкостью могли сейчас смеяться, а через мгновение задумываться, ужасаться. Когда они стали смеяться потише, девушка с верховьев Щитового Фьорда сказала так:
— Так говорят все отцы, во всякое поколение. Только это ведь совсем про иное. До моды на широкие копейные наконечники была еще какая-то, и после нее будет другая мода, — а другого Оленя не будет больше никогда…
— Мой отец видел его однажды, — проговорила вдруг Мисто, дочь Хворостины. Впрочем, тут же она вспомнила, оглянулась на Кетиль и спрятала голову в колени.
— У каждого времени свои чудеса, — сказала Хюдор.
— Вот-вот, — согласилась верховитянка, — и мой отец — он ведь говорит то же самое. Он говорит: одно время кончилось, а другое началось, когда не стало Оленя. — Она замолчала, а когда заговорила вновь, голос ее был негромким-негромким и одиноким, и словно стояла за ним сторожкая тишина. — Когда-то стихии бродили в наших местах в обликах, видимых глазу, — говорила она. — И Сребророгий бродил вместе с ними; он жил здесь, когда еще здесь не было человека и люди меньше прокладывали своих троп в лесу, а больше ходили звериными тропами, пока на свете был Олень и можно было увидеть, как он идет, неся свои рога. А теперь колдовство приплывает сюда с юга, и Хозяйка Леса с тех пор почти не показывается в нашей округе.
Девушки совсем притихли, и даже Хюдор ничего не говорила больше. Она только вспоминала, как рассказывали о гибели Сребророгого Оленя: о том, как Гэвир гнал его по глубокому снегу шесть дней без передышки, и все-таки, когда Олень остановился, он сделал это не потому, что устал, а потому, что ему прискучило меряться силами в беге и захотелось померяться силами в битве. Вот какой он был, этот зверь.
— Горький был день, — сказала верховитянка, — когда убили Сребророгого Оленя.
Тут только Кетиль выпрямилась довольно-таки надменно.
— Ты могла бы сказать, что этот день был горьким еще и потому, что тогда был убит не только Олень, — заметила она.
— О да, конечно, — грустно согласилась та. Больше об этом девушки не разговаривали, а завели речь опять о сегодняшнем диве. Но тут они могли только повторить то, что уже сказали раньше, и повторили, а потом понемногу стали чувствовать, что пора уже, наверное, расходиться. Та девушка с верховий Щитового Фьорда ушла первой — точнее, уехала, свою лошадь она оставляла внизу, у Жердяного Ручья. Раун и ее родственницы пошли вместе, и Хюдор с ними, до полдороги им было по пути. С Кетиль она сговорилась, прежде чем расстаться, уже окончательно, что послепослезавтра (теперь послезавтра) Хюдор придет на Щитовый Хутор, поможет варить сыр.
И когда все они ушли, и выпрямилась трава после их шагов, — тогда случилось последнее происшествие этой ночи.
Из тех самых ивовых зарослей, где Ниль, дочери Бурого Скагри, почудилось шевеление, выбралась тень, дрожащая, скрюченная, едва сумевшая распрямиться после того, как таилась там целую ночь, замерзнув от неподвижности. Какое-то время она старалась разогреться, ударяя себя по бедрам и перепрыгивая на месте, негромко постанывая от боли в застывших членах. Черные ее косы прыгали по плечам; но потом она собрала их в узел и связала на затылке, и ощупью нашла и вырезала в ивняке ветку с отростком, что напоминал крюк. С этою длинною веткой в руках, спрятав нож за поясом, она подошла к берегу озерца в том месте, где к нему подходила Хюдор.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.
Лучших из лучших призывает Ладожский Князь в свою дружину. Из далеких селений спешат на его зов избранные. Но полон путь опасностей и неведомых страхов – лесные и водяные духи, нечисть и оборотни заступают дорогу отважным избранникам Князя. Далеко, за грань реальною, за кромку мира уходят герои, чтобы отобрать жертву у всесильного и безжалостного Триглава. Есть ли что-то на свете, чего не одолеют бесстрашные витязи Белеса? Все осилит отважное и любящее сердце, когда впереди его ждет светлая ЛАДОГА.
И весёлое ж место — Берендеево царство! Стоял тут славный град Сволочь на реке Сволочь, в просторечии — Сволочь-на-Сволочи, на который, сказывают, в оны годы свалилось красно солнышко, а уж всех ли непотребных сволочан оно спалило, то неведомо… Плывут тут ладьи из варяг в греки да из грек в варяги по речке Вытекла… Сияет тут красой молодецкой ясный сокол Докука, и по любви сердечной готова за ним хоть в Явь, хоть в Навь ягодка спелая — боярышня Шалава Непутятична…Одна беда: солнышко светлое, катавшееся по небу справно и в срок, вдруг ни с того ни с сего осерчало на берендеев — и вставать изволит не вспозаранку, и греть-то абы как.
В этом мире на равных сосуществуют эльфы, орки, вампиры, оборотни, люди, рожденные в нем, – и люди, занесенные в него из далекого будущего.Здесь воюют беспрерывно, а ненавидят с наслаждением и со вкусом – северные земли напирают на южные, люди и оборотни грызутся, как одержимые, а представители Старших народов плетут хитрые интриги, намереваясь поставить, наконец, на место представителей народов Младших.Здесь начинается история лихого парня по прозвищу Квазимодо – бродяги, авантюриста, непревзойденного бойца и ловкого вора.
Они приходили с моря, воины, не знавшие ни жалости, ни страха смерти. Пестрые паруса их драккаров заметны были издалека. И когда такой парус поднимался над горизонтом, жители прибрежных селений в страхе бежали, спасая свою жизнь. Об их отваге, мужестве, жестокости и ярости ходили легенды. Они жили войной и ради войны. Их хранили суровые асы. Им помогали светлые альвы и темные йотуны. Их души уносили с поля боя златокосые валькирии. Их называли героями и варварами, пиратами и волками Севера. Но сами они звали себя — Викинги.