Сленг - [5]

— Где же ты, Лева мельком видел эту самую больную?

— А когда она вместе с матерью и, наверно, с отцом возвращалась в больницу с прогулки в парке.

Вот тебе и на! Вот и строгий постельный режим. Неужели подались на прогулку после капельника? Или его и не назначали вовсе? Не своей жизнью рискуют ребятишки, чужой. Оттого и слово «профилактика» в их понятии звучит почти как «перестраховка». Почему бы не рассказать, втолковать было матери,

как смертельно опасны такие прыщики, как строго надо выполнять врачебные рекомендации. А что если сам врач по этой части плохо ориентирован? Ведь это редкое осложнение у хирургов, а для чистой нейрохирургии такие больные вовсе не свойственны. В мою нейрохирургическую бытность граница между этими специальностями в одном отделении была очень условной. Вот в финале их жизни и достались эти дети мне, аспирантке — хирур- гу, у которой была нейрохирургическая тема диссертации.

А девочке действительно было худо. К вечеру отек лица нарос, поднялась температура, зловеще опустился один угол рта, перекосив еще утром красивое лицо.

— Когда вы уходили в парк, у девочки уже было перекошенное лицо?

— Да, но я думала, что она гримасничает.

— А доктор вам говорил о строгом постельном режиме?

— Да, но… Помилуйте, доктор, какой может быть строгий постельный режим у человека с прыщиком на лице?

Это было сказано уже не виновато — смущенно, а нахраписто и агрессивно.

— Не логично. С прыщиками в больницах люди не лежат.

— Ну, это уже дело квалификации вашего брата.

Вот как? Пожалуй, пора тебя, мамаша, основательно просветить по части состояния дел, подумала я, а то ты, чего доброго, и в моей квалификации усомнишься. Да не просто о настоящем стоит поговорить, но и о прогнозе на недалекое будущее.

Я встречала и раньше людей похожего склада. Переход от наглости до заискивающей слезливости у них бывает мгновенным. Мне противна эта порода людей, я с ними общаюсь с трудом и по крайней необходимости. Здесь же у меня действительно было дело, времени потеряно много, работа предстояла серьезная.

Все, что было у меня, я назначила и проследила за тем, чтобы тотчас же лечение началось. Со времени моего печального опыта лечения таких больных прошло немало времени, что‑то изменилось и в нашей науке. Я позвонила сосудистым хирургам. Посоветовались. Оказалось, что еще не упустили срок использования одного нового дефицитного средства. Стоило оно очень дорого по тем временам и потому применяли его только после личного осмотра специалиста. Послала за ним машину. Приехал мой старый приятель. Привез дефицит и мы сразу же начали его вливать в другую вену. Присоветовал кое‑что еще. Поговорила, по старой памяти, с нейрохирургом. Покряхтел по части своих результатов, но согласился, что у них случаи более запущенные, а у меня свежий. Может и повезет.

9 1

А девочка «загружалась», как говорят неврологи, прямо на глазах. Невропатолог констатировал быстрое развитие неврологической симптоматики. На какое‑то время больная стала для нас центром мироздания. Врачи разных специальностей смотрели, думали, советовались. Приезжал и нейрохирург. Из‑за медикаментов пришлось вызвать вначале старшую сестру, потом заведующую аптекой. И все это быстро, одновременно — консультации, лечение. Надо отдать ей должное, болезнь тоже не ждала. Она шла еще быстрее.

И вот на этом фоне папа девочки, как я потом выяснила — «слуга слуг народа», шофер крайкомовского гаража, решил меня подстимулировать. С невыразимым апломбом он стал мне объяснять, как тяжело болен его ребенок, и тут же угрожать, что он призовет к ответу тех, кто не все сделал для его спасения. В том числе и меня, если он узнает, что все эти люди приезжали сюда «для понта». И все это в коридоре, недалеко от палаты, т. к. детской реанимации в те годы у нас не было.

Он очень меня раздражал, этот папа. Лучше бы, конечно, его тихо выбросить в окно, но едва ли это можно сделать бесшумно. Поэтому я молча довела его до лестницы, очень крепко взяв за локоть, вела три этажа, потом метров пятьдесят по коридору через вестибюль до входных ступеней. И все это время на одном дыхании, не повторяясь и не повышая голоса, я сообщала ему нечто о нем самом, сообразуясь с уроками моего покойного учи- теля — зэка.

Вместо точки я сказала ему:

— Если я еще раз увижу тебя здесь или в окрестностях этого здания, я не буду заниматься твоей дочкой, тем паче, что я работаю в другом отделении.

Его я, действительно, не видела в течение всего месяца, что лечила девочку. При выписке у нее была едва заметная асимметрия лица, что осталась от того пареза. Уходя из больницы, ни мама — продавец, ни девочка не сказали мне «спасибо». От такого семени разве может появиться доброе племя, пусть даже и с красивым лицом?

Как‑то значительно позже, в другом отделении того же корпуса.

— Изабелла, говорят, что ты здорово умеешь материться?

— Кто говорит?

— А вот она. Как‑то ты вела какого‑то мужика по лестнице, то ли за шиворот, то ли еще как, и так ему втолковывала что‑то, что, наверно, ничего вокруг не замечала. А она так и остолбенела в коридоре. Так умеешь ты или нет?