Слэм - [20]

— Что?

— Вы же вроде как приятели, ты с твоей мамой? Этого я и хочу с моим ребенком. Я не хочу, чтобы мне было пятьдесят, когда ему будет шестнадцать, представляешь? Нельзя будет ходить с ним всюду, понимаешь? В клубы и вообще... Потому что ты будешь ему обузой, так ведь?

О да, хотел сказать я. Вот чего ты хочешь. Клубы, клубы, клубы. Если ты не можешь ходить по клубам со своей мамой, какой в ней вообще толк? Я захотел домой и — в первый раз после того, как мы с ней расстались, — начал скучать по Алисии. По крайней мере, какую-то ностальгию испытывал. Я помнил, как это было здорово, в тот вечер, когда мы не пошли в кино, потому что у нас было слишком много такого, что мы хотели сказать друг другу. Куда делись все эти слова? Их высосал телевизор в комнате Алисии. Я захотел вернуть их.

Я проводил Никки домой, но не поцеловал. Я слишком ее боялся. Если она забеременеет через пару недель, я не хотел, чтобы у нее осталась моя слюна или что-то еще, что она может использовать как улику против меня. Осторожность никогда не повредит, правда?

— Сделал ли я что-то не так? — спросил я дома у ТХ. — Ты думаешь, я должен был остаться с Алисией?

— Если что-то в моей жизни не вращалось вокруг скейтинга, — ответил он, — я пытался это что-то обойти. — Он опять заговорил о Сэнди, его первой девушке, первой, с которой у него было серьезно, но он говорил по-своему, в своей манере: — Откуда я знаю? Я ведь только скейтер. — Или даже: — Я ведь только почтальон.

Я решил, что он хочет мне сказать, что я должен посвящать все время скейтингу, а на девушек не заглядываться. После вечера с Никки, я решил, что это неплохой совет.

Но мне не представлялась такая возможность. На следующий день, когда мне исполнилось шестнадцать, моя жизнь начала меняться.

День начался с подарков и пирожков — мама успела сбегать в булочную до того, как я проснулся. Днем должен был зайти на чаек папа, а вечером, верите или нет, мы с мамой собирались пойти в пиццерию и в кино. Первое сообщение на мобильник от Алисии я получил после завтрака. Оно было таким:

«НУЖНО ПОГОВОРИТЬ СРОЧНО Ххх»

— Кто это? — спросила мама.

— А так, никто.

— Это мисс Никто? — последовал следующий вопрос.

Она, должно быть, думала о Никки, потому что именно с ней я встречался вчера вечером.

— Не совсем, — ответил я.

Я знал, что это абсолютно кретинский ответ, поскольку он подразумевал, что этот кто-то, кто пишет мне, — уже не девушка или это, не дай бог, парень, который одевается как девушка, но мне было все равно. Какой-то своей частью тела я начал паниковать. Не столько головой, сколько кишками, — думаю, мои кишки понимали, в чем тут дело, даже если голова осознавала не до конца. Или делала вид, что не понимает. Я никогда не забывал о том вечере, когда кое-что наполовину случилось, прежде чем я, сами понимаете что, надел. Та часть меня, которая переполошилась, получив сообщение, была охвачена паникой с того самого вечера.

Я пошел в ванную, заперся там и написал ей ответ:

«НЕ СЕГОДНЯ — МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Схх»

Если я получу какое-то послание, это значит, что случилось что-то серьезное. Я спустил воду и помыл руки, чтобы мама решила, что я действительно сделал то, чем занимаются в санузле, но не успел открыть дверь, как вновь пришло SMS:

«СРОЧНО, В «СТАРБАКС» В 11:00»

И теперь уже все во мне ужаснулось — кишки, голова, сердце, ногти.

Я ответил: «ОК». Я не представлял, как смогу поступить иначе, даже если бы и очень захотел.

Когда я вернулся на кухню, мне вдруг захотелось, чтобы мама взяла меня на руки. Я понимал, что это детское впечатление, но ничего не мог с этим поделать. Мне исполнилось шестнадцать, а я не хотел, чтобы мне было шестнадцать, или пятнадцать, или даже одиннадцать. Я хотел, чтобы мне было три или четыре годика, хотел быть слишком маленьким, чтобы заделать ребенка, — разве что штанишки уделать, опрокинув тарелочку.

— Я люблю тебя, мама, — сказал я, сидя за столом.

Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума. Я имею в виду, что ей было приятно, но она казалась очень удивленной.

— Я тоже люблю тебя, солнышко, — ответила она.

Я старался не окончательно потерять голову, предполагая услышать от Алисии то, о чем я догадывался, и понимая, что в ближайшее время не услышу такого от мамы, да и почувствует она такое не скоро.

По дороге я давал или пытался давать разные обещания в таком, знаете, духе: «Если все в порядке, больше не буду заниматься скейтингом». Как будто это имело отношение к скейтингу. Я давал слово: никогда не смотреть телевизор, никогда не ходить ни с кем на свидание, даже бигмак никогда не есть. И никакого секса, конечно, но я и так уже знал, что никогда не буду больше заниматься сексом, так что, думаю, Богу это неинтересно. С таким же успехом я мог ему клясться, что не полечу на Луну или не пробегу голым по Эссекс-роуд. Секс для меня закончился навсегда, это уж без сомнения.

Алисия сидела за длинной стойкой, спиной к окну. Я увидел ее лицо, как только вошел, прежде чем она заметила меня, и она выглядела бледной и напуганной. Я пытался придумать новые версии о том, что могло случиться. Может, с братом что-то? Может, ее бывший парень угрожает ей или мне? Думаю, я не возражал бы, чтобы он меня побил. Если же меня серьезно изувечат, воображал я, через несколько месяцев все, может, и само наладится. Допустим, он переломает мне руки и ноги... К Рождеству срастется.