Следы ведут в пески Аравии - [72]

Христиане радушно встречали Зеетцена, хорошо кормили — хлебом, маслом, яйцами, мясом, поили крепким кофе. Кофейные зерна поджаривали тут же в большой железной ложке, толкли в деревянной ступке. Подавали кофе крошечными порциями и без сахара, как и повсюду на Востоке. Его здесь так и называют — "кахва мурра", то есть "горький кофе".

В некоторых монастырях ему предлагали пожить подольше, предоставляли в его распоряжение прекрасные библиотеки. Так Зеетцен на землях, которые казались ему дикими и нецивилизованными, неожиданно обнаружил неисчерпаемый кладезь знаний во всех областях науки. Раньше он считал себя лишь практиком, неспособным к пониманию абстрактных проблем. Теперь же в библиотеках ливанских монастырей он вдруг увлекся философией, с горечью вспоминая, как мало уделял ей внимания в стенах университета. "Где же она теперь, моя покинутая Германия, мои непрочитанные книги, мои непознанные истины!" — восклицал он.

А в греческом монастыре святого Иоанна Зеетцен обнаружил даже типографию, основанную еще в 30-е годы XVIII века. Здесь печатали тиражом в одну-две тысячи экземпляров книги с цветными иллюстрациями на бумаге, привезенной из Венеции и из Франции, и переплетали их в красную и черную кожу.

В монастырях ему нередко задавали вопрос:

— А правда, что европейцы хотят завоевать арабские страны?

Зеетцен становился в тупик. Местные христиане, наверно, уповали на это. Некоторые побуждения к будущему колониализму Зеетцен явпо замечал в политике Европы. Но сказать "да" было бы рискованно. Христиане могут проболтаться об этом мусульманам, и те разорвут их и его вместе с ними.

— Едва ли, — отвечал он уклончиво, — потому что ни один европейский султан не разрешит сделать этого другому европейскому султану. они скорее подерутся друг с другом. Ведь между ними тоже нет мира и согласия.

"В этих краях следует быть осторожным, — думал он, — так как любое твое слово может стать широко известно". Поэтому он выработал для себя целую систему хитроумных правил. В числе их были следующие: "Если хочешь понравиться, ругай Европу и восхваляй их страну"; "Не вози с собой драгоценности, а про деньги говори — оставил в Дамаске"; "Не жалей денег на проводников, тем более если им еще приходится служить тебе переводчиками"; "Не бери охраны у паши, население солдат ненавидит, и ты наживешь много неприятностей". Как мы увидим далее, наш герои не всегда был прав в своей изворотливости — во всяком случае, его судьба убедит нас лишний раз в том, что неискренность, криводушие, приспособленчество не остаются безнаказанными.

Почти всегда марониты пугали Зеетцена ужасами, которые якобы ожидали его впереди: ограбят, убьют, растерзают. В одном селении они горько жаловались на свое положение. С тех пор как в Ливане начало ощущаться влияние французов, жить здесь стало совсем опасно, говорили они.

— Почему же вы не уходите отсюда? — спросил Зеетцен.

— У нас здесь дом, земля. Как мы можем все это покинуть? Вот и терпим, — отвечали ему.

Зеетцен с удивлением обнаруживал, что он становится все неприхотливее: удобный ночлег и вкусный ужин все меньше привлекают его, он довольствуется сном под открытым небом и местной пищей — бобами, горохом, лепешками, овощами и национальными блюдами, названия которых он непременно заносил в свой путевой дневник. При этом он находил, что и аппетит у него становится лучше, и чувствует он себя здоровее. Сбросив еще в Алеппо европейскую одежду, Зеетцен оцепил добротность и удобство местного наряда — кусок холста да овечья шкура. Голову он повязал пёстрым алеппским платком "хатата", живописно перекинув один его конец через плечо, сверху надел маленькую красную шапочку и все время думал о том, как интересно было бы ему посмотреть на себя в этом наряде в зеркало. Постепенно он отказался за ненадобностью от предметов европейского быта, остались только чернильный карандаш да бумага. Писать ему было неудобно и некогда, карандашные записи стирались. При любой возможности он их копировал, и правильно делал: многие из пих, посланные в Европу со случайными оказиями, так и не дошли до адресатов.

Пиастры исчезали с поразительной быстротой. Но ни разу ему не пришла в голову мысль вернуться, он упрямо продвигался вперед. В столкновении страха и упрямства в его характере победило упрямство. Замелькали и дальше названия городов и деревушек: Атиль, Мидждаль, Шиджип, Тдур, Шоффат, Эль-Кадиша, Теппурин, Рам, Хакель, Бодрун, Дар-Калла, Шпут, Аншар… Первым из европейских ученых Зеетцеп дал подробное географическое описание Хаурапа. Казалось бы, эти места исхожены, хорошо известны, даже Фредерик V не проявил к ним никакого интереса, а вот, оказывается, к подлинно научному исследованию их в Европе еще не приступали, и начало их изучению положит он, Ульрих Яспер Зеетцеп.

Со временем он почувствовал здесь себя привольно. он узнал, где лучше останавливаться зимой, а где — летом, с кем и когда кочевать.

Когда наступала жара, он даже не замечал — так хорошо переносил ее. Ночи он предпочитал проводить на крыше и не просыпался, когда начинал идти дождь. Не раз, обеспокоенные этим, гостеприимные хозяева будили его и заставляли перебираться в дом.