Следы ведут в пески Аравии - [46]

Иногда он обнаруживал только стены с окнами, иногда — одни двери. В одном внушительных размеров здании не было ничего — все входы оказались заложенными. Нибур нашел небольшое отверстие, а за ним узкий коридор, ведущий вниз. Нет, здесь не было парадных залов, всего лишь крошечная каморка. Но зачем же такое сооружение, такие стены? Нибур вспомнил о египетских пирамидах. Их назначение еще не было известно ему, по там тоже были обнаружены лишь маленькие помещения. «Но ведь для чего-нибудь потрачены эти фантастические усилия? — рассуждал он. — Что там найдут потомки? Клады? Гробницы? Значит, и это здание может оказаться гробницей местного владыки».

Величественные ворота, массивные ступени, портики, колонны, пилястры, монументы, надгробные камни, барельефы — все говорило ему о неведомой исчезнувшей жизни. Но как узнать о ней лучше, больше, подробнее? И вдруг среди обломков и позади фигур — странные знаки. Кто-то сказал, что это следы птиц. Нет, неверно. Они скорее похожи на орнамент. А если присмотреться — то на иероглифы, составленные из узких треугольников или клиньев. За их расположением угадываются определенная закономерность, определенный смысл. Не те ли это знаки, которые Геродот и Страбон называли «ассирийскими буквами»? И ведь это их Корнелиус де Бруйн пытался изобразить на рисунках в своих «Путешествиях». Но там они так невнятны! А между тем знаки столь рельефны и отчетливы, что их можно воспроизвести без особого труда. Ведь еще никто в Европе не пытался прочитать их.

Нибур принялся за дело. Солнце слепило и словно тонкими нитями резало глаза. Тогда он откидывался назад и старался запомнить то, что видел. А вечером, с наступлением темноты, вернувшись к себе в Марвдашт, воспроизводил виденное по памяти. На следующее утро снова часами перерисовывал таинственные черточки. И опять болели глаза. И Нибур, прикрывая голову руками, запоминал те ничтожные различия, которые между этими черточками существовали. Процесс долгий, мучительный, без минуты передышки. Сотни строк. Иногда они заполняли целую стену в 6 футов высотой и 26 футов длиной, иногда были высечены на отдельных камнях или глиняных табличках. «Знаки острые, без закруглений, но на твердом материале писать трудно, иначе не напишешь, — думал Нибур, — это же не бумага. Зато, если это письменность, то она рассчитана на долговечность. Нужно лишь суметь прочитать».

Повторяемость знаков привела его к предположению, что один из видов письма — алфавит, а отклонение от этих знаков, их видоизменение — к идее, что помимо алфавита здесь наличествуют и другие виды письма. Поэтому, составляя таблицы знаков, он расположил их тремя раздельными колонками — как три вида письма. Из того, что повторялось с одинаковой точностью, он срисовывал лишь по одному образцу. Затем он сравнил их между собой и составил клинописный алфавит из 42 букв, отнеся их к фонетическим знакам.

Во втором виде, более сложном, Нибур насчитал 113 знаков и принял их за обозначение отдельных слогов. И, наконец, третий вид, как наиболее сложный, он счел изображением уже целых слов, а быть может, и понятий. Зачем потребовались три разных вида? А почему на барельефах фигуры в разных нарядах? Много земель и много народностей включало Персидское царство. Значит, и надписи могли быть сделаны так, чтобы быть понятными всем.

У Нибура не было времени, и ему пришлось довольствоваться мыслью о том, что, вернувшись в Европу, он опубликует эти таблицы вместе со своими предположениями и они помогут дешифровке. И тогда заговорят дворцы и храмы, а люди, которые воздвигали их, расскажут о своей эпохе и о своем мастерстве.

Как мы с вами знаем теперь, дорогой читатель, все так и случилось. Двадцатисемилетний учитель из Геттингена Георг Фридрих Гротефепд, использовав таблицы Нибура и отчет о его путешествии, изучив различные образцы других письмен, разгадал тайну персидской клинописи и в 1802 году опубликовал результаты своей дешифровки.

Нибур не знал, что перед ним находились руины самого выдающегося памятника эпохи ахеменидских царей Дария и Ксеркса, начало создания которого относится к 520 году до нашей эры, что строили этот город-храм тысячи людей в течение пятидесяти лет. Хорошо изучили археологи Персеполь к нашему времени, но и сейчас осталось немало загадок. Так, не выяснено назначение Персеполя. Если он был резиденцией царей, почему тогда помимо дворцов здесь не видно жилья, а найденная утварь не имеет следов употребления? Или же Персеполь был построен с единственной целью — чтобы раз в год, весной, в день иранского Нового года — Ноуруза, «царь царей», его двор, вельможи и гвардия совершали здесь торжественные ритуалы (версия, к которой склоняется большинство историков)? Мог ли служить Персеполь для пышных коронаций, роскошных обедов, на которых, по Страбону, пировало по 15 тысяч человек, для чего резали тысячу голов рогатого скота, или же для оплакиваний и погребений? Высказывалось и предположение, что здесь была астрономическая обсерватория. А может быть, в разное время город-храм использовался по-разному? Иначе для чего бы отдельные части дворцов, скульптуры и рельефы переносились с одного места на другое, как это позднее установили археологи.