Следы ведут в пески Аравии - [40]

Нибур, Бауренфейнд и Крамер начали подумывать об отъезде — ведь в Мохе готовилось к отплытию английское судно. Согласно ритуалу, да и по велению души, они нанесли прощальный визит имаму. На этот раз прием происходил скромно. Имам сидел не на троне, а на плетеном стуле, будто взятом напрокат в какой-нибудь европейской загородной вилле, и в зале были лишь Факих Ахмед и семеро рабов-телохранителей. Имам держался просто и с интересом рассматривал все заморские диковинки, которые они по просьбе Факиха Ахмеда принесли с собой. Нибур и его спутники быстро освоились, перестали чувствовать напряжение. Имам расспрашивал о жизни в Европе, о торговле, пауке и искусстве европейских стран. Чужая земля, чужие люди, чужой язык, а как. оказывается, близки могут быть их интересы, — приходило на ум Нибуру.

Имам достал шкатулку, в ней лежали лекарства — подарок какого-то заезжего англичанина. Теперь оживился Крамер. Он знал название каждого снадобья и его назначение. Имам радовался, как ребенок, и велел рабам все это записывать.

Каждому из европейцев имам подарил традиционный наряд знатного йеменца: тюрбан, длинную льняную рубаху, шаровары, тунику с большим поясом, за которым йеменцы обычно носят кривой кинжал, джамбию, и четки. Тюрбан был так огромен, что давил на шею и даже на плечи. Чулок в Йемене никто не носил, и туфли надевались на босу ногу. Позднее неизвестный художник изобразил Нибура в этом пышном наряде.

Поцеловав имаму руку и сердечно распрощавшись с Факихом Ахмедом, европейцы покинули дворец. Перед отъездом из Саны они неожиданно получили письменное распоряжение имама доле Мохи выплатить им 200 талеров, что тот впоследствии и сделал с величайшей неохотой.

Новая беда

26 июля 1763 года путешественники отправились в обратный путь в Моху. Они боялись, что английское судно отплывет в Бомбей до их возвращения, поэтому избрали кратчайший путь через горы. К тому же новый путь обещал и новые впечатления. Нибур продолжал уверять своих спутников, что здесь путешествовать не опаснее, чем в Европе: к климату они привыкли, за плечами у них благословение самого имама, материализованное, кстати, в письменных повелениях. Да, все это было так, по неведомая земля готовила им все новые и новые сюрпризы. Почти беспрерывно шли дожди, застилая и горы, и ущелья, и вереницу людей, упрямо шагавших по узкой тропе меж крутых скал. А дорога все время вела вверх, так что даже верблюды и ослы спотыкались и требовали отдыха.

В каком-то узком ущелье они застряли надолго: впереди зиял провал, размытый водой. Погонщики предложили вернуться в Сану и оттуда идти старой дорогой — через Таиз. Нибур избрал другой выход — засыпать провал камнями. Эта работа заняла несколько часов. Огромные камни с трудом можно было сдвинуть с места, люди от усталости валились с ног, стоял неумолчный грохот, на пих то и дело обрушивался ливень. Погонщики и проводники сначала с интересом наблюдали за странным занятием европейцев и, лишь увидев, что оно дает какие-то результаты, предложили свои услуги — за плату, конечно. В конце концов препятствие было успешно преодолено.

На следующий день горы оказались позади, и путешественники вступили в чудесную зеленую долину. Вскоре им встретился большой караван. Какие-то люди без вещей и без шатров целыми семьями бродили по долине. Одна девушка отделилась от остальных и подошла к ним. По ее жестам, ужимкам, выражению лица они поняли, что она просит подаяние. Погонщики посоветовали дать ей денег, иначе она не отстанет или, еще хуже, приведет других и вместе они что-нибудь украдут. Нибур и так был огорчен: у него пропал компас. Пришлось скрепя сердце пожертвовать ей несколько монет.

Случилась и еще одна беда: на путников налетел рой саранчи, ослы остановились как вкопанные. Саранча лезла в глаза и уши. Это воистину была «тьма египетская». Разогнал саранчу лишь неожиданно налетевший ветер. Однако не прошло и часа, как воздух опять стал недвижим и все вокруг окутала палящая жара, от которой спрятаться было некуда. Отчаянно хотелось пить, но колодца с пресной водой все не было и не было. Жажду удалось утолить лишь в городке Хаджире, уютно разместившемся в роще бальзамовых деревьев. На главной площади стояли три каменных резервуара с водой: в одном была питьевая вода для людей, в другом — для животных, в третьем — вода для мытья. Воспользовавшись посланием имама, европейцы сумели сменить верблюдов и погонщиков.

5 августа путешественники были уже в Мохе, где не без удовольствия встретили своего друга Фрэнсиса Скотта. От него они узнали, что английское судно еще даже не готово к отплытию.

Тяжелая дорога не прошла для них даром. 8 августа заболел лихорадкой Нибур, а вслед за ним слегли Крамер, Бауренфейнд и Берггрен.

Скотт мобилизовал все средства, имевшиеся в распоряжении местных англичан, чтобы вылечить злосчастных европейцев. 23 августа, к моменту отплытия судна, только Нибур оправился от болезни. Тем не менее было решено плыть именно на этом судне: другого ждать долго, а здесь рядом люди, ставшие друзьями.

Однако судно сразу же попало в шторм. Пришлось вернуться в порт. Потом долго не могли сняться с якоря. Когда наконец рискнули выйти в море, шторм налетел с новой силой. Бауренфейнду стало совсем плохо. Он уже ничем не интересовался, не мог говорить. У входа в Баб-эль-Мандебский пролив буря прекратилась. Подул попутный ветер. Пролив казался очень узким. Нибур высчитал — лишь 5 немецких миль. Хорошая гавань была на острове Перим, но там не оказалось питьевой воды. Некоторое время сильное течение гнало судно между островом и африканским берегом, возле которого виднелись еще острова. И наконец после 16 августа берега скрылись из виду.