Ромка побежал к реке и принёс ведёрко воды. Пришлось ставить за сараем два кирпича, огонь раскладывать, маленький огонь, потому что после встречи с пожарниками не хотелось, чтоб ещё кто-нибудь закричал: «Пожар!».
Вначале я высыпал в воду марганцовки, чтоб вода продезинфицировалась. Я-то знал, что ничего с философским камнем не получится, потому что такого камня на свете не существует, но сознаться я не мог, не мог сказать правду, сам не знаю почему, такой у меня характер.
Когда вода продезинфицировалась до того, что закипела, я бросил пять таблеток какого-то пургена, потом вылил пузырёк валерьянки, чтоб успокоить пузырьки, затем стал валить всё без разбора.
В ведёрке забулькало красновато-зеленовато-чёрного цвета варево.
Когда Медведев влил рыбьего жира, над костром поднялось небольшое облачко. Ветер раздул облачко.
Мы попадали на землю от кашля — запах был необыкновенный: воняло чем-то, а чем — не поймёшь.
Ветер отнёс дым за забор, перенёс через речку…
На лугу пасся рыжий телёнок. Запах философского камня странно на него подействовал… Телёнок вытаращил глаза, постоял немножко, потом наклонил голову, боднул кочку, потом прыгнул, потом задрал хвост и оборвал верёвку. Наверное, ему от этого стало очень весело… Он замычал от радости и понёсся по лугу к лесу.
Тут зашипело, из ведёрка полился философский камень, в ведёрке что-то взорвалось, и оно подлетело выше сарая. Мы бросились спасать изобретение, но… на дне ведёрка осталась капля варева, рецепт которого был утерян давно-давно, когда учёные жили ещё в подвалах рыцарских замков.
Камня набралось полпузырька. Пока я переливал варево в пузырёк, Ромка скоблил ведёрко. Оно оказалось железным, хоть бы краешек был золотым. Ромка очень удивился.
— Ничего! — утешил я. — Наверное, не так варили. Камень получился другой марки. Это даже хорошо!
— Хорошо! — Ромка понюхал свои руки. — Воняют… За козлиную шкуру в баню гоняли. Попадёт!
— С первого раза не сваришь, — поклялся я. — А то бы рыцари сами сварили. Мы изобрели ценную вещь. Ты не понимаешь, что мы изобрели!
— Вонючку какую-то… — сказал Ромка.
— Видел, как телёнок побежал?
— Делать ему нечего, вот он и бегает.
— Про стратегический план забыл? Если нападут бабкины собаки, мы на них брызнем камнем. Они тоже убегут. Такого камня ни одна собака не выдержит.
Но мы ещё не догадывались, что изобрели на самом деле. Мы узнали о нашем изобретении после, на другой день.
Когда я пришёл домой, наши ужинали. Отец ел окрошку. Он ест её утром, на обед, на ужин. Любит очень. Моя сестрёнка Женька тоже сидела за столом, вся перемазанная вишнями по уши, и брала ягоды прямо из тарелки руками.
— Добрый вечер! — сказал я с порога и на всякий случай дальше не пошёл.
— Что это? Кто это?.. Это ты? — спросил папа и перестал есть окрошку.
— Ага! — не отпирался я.
— Чем это от тебя?
— Я больше не буду, — сказал я. — Это я нечаянно.
— Он всегда! — вставила Женька. — Потом: «Нечаянно!»
— Я работаю… У меня свои неприятности, автоматическую линию налаживаю. А ты? Каждый день сюрпризы, — сказал папа.
— Это не сюрприз… Это философский камень, — сказал я.
— Он опять! — заныла на всю комнату Женька. — Без меня.
— Ещё тебя не хватало, — зажала мама нос пальцами.
— Камень нашли, — хныкала Женька. — А меня не позвали.
— Какой ещё камень! — разозлился отец. — Выйди! Дай поесть! Мать, открой окна! Проветрить надо. Не дом, а хлев!
Я вышел во двор. Больше меня в дом не пустили… Ужинал я один. Под навесом. И спать тоже лёг один. На раскладушке во дворе.
На небе светились звёзды. Я лежал… Теперь я знал, за что пытали алхимиков. И вовсе не за секрет! За запах. Мне и то трудно было дышать. Особенно с головой под одеялом… Где уж там рыцарям! Этого никто не выдержит.
Так я думал ночью, а утром оказалось, что совсем и не так. Об этом я узнал, когда проснулся.
Ещё во сне я почувствовал, что кто-то сопит у меня над ухом. Я открыл глаза — рядом на моей подушке лежала лохматая собачья голова. Собака сидела на земле, она была большая, но почему-то свою морду положила ко мне на подушку. Пёс смотрел на меня… Ласково смотрел, точно я был его лучшим другом.
— Чего тебе? Пошёл! — крикнул я на пса и замахнулся.
Пёс завилял хвостом. Тут я заметил ещё собаку. Уши у неё нависли на глаза, и она смотрела из-под ушей, как из-за занавески. Смешная такая собака, ноги короткие, кривые. Она тоже завиляла хвостом. Тоже обрадовалась, что я проснулся.
Я посмотрел на двор… И обалдел! Штук сорок собак. Не меньше. Наверное, с половины посёлка сбежались. Большие, маленькие, белые, чёрные, всякие. Они сидели, лежали, стояли… Они увидели, что я проснулся, и обрадовались, и запрыгали, и залаяли, заскулили, начали играть, и почему-то все меня обнюхивали.
Тут на крыльцо выбежал отец в одних трусах. Он за голову схватился, закричал на весь двор:
— Я на работу опаздываю! Мы сегодня автоматическую линию испытываем! Откуда столько собак? Кто их звал? Вот почему нам денег никогда не хватает.
Мама прибежала, Женька… Схватили метлы, веники, палки, стали размахивать вениками… Гнать собак. Поднялась суматоха. А собаки никуда не хотели уходить, разбегались, опять сбегались. Мы вышвыривали их за ворота, в сад, выгоняли через калитку, обливали водой, кричали на них, грозились, — они всё равно через минуту возвращались назад неизвестно откуда, лезли из-под раскладушки, из чулана, из-под крыльца, даже одна в комнату забежала и спряталась под кровать. Никто не мог догадаться, откуда столько собак взялось. Еле-еле выпроводили эту ораву на улицу.