Следы в сердце и в памяти - [5]

Усатому администратору сначала подала свою анкетку моя спутница. Он тут же назначил ей место и на её вопрос относительно адреса подруги ответил, что это где-то в районе Симферопольского моря. Я очень удивился такому морю и решил, что так теперь, видимо, называется какое-либо широкое место Салгира. Пока она доставала деньги, я передал администратору свои документы. Он долго смотрел, читал, переворачивал страницы паспорта, обглядывал меня и вернул паспорт со словами: "Вам надо получить разрешение в отделении милиции". Мои объяснения относительно только одного дня пребывания, ссылка на путёвку в санаторий никакого действия не возымели. Я понял бессмысленность дальнейшего препирательства и только спросил, где находится отделение милиции. Но тут неожиданно набросилась на него моя попутчица: "За что?", - спрашивала она. А он с издевательской ухмылочкой отвечал: "Он сам знает, так пусть расскажет, если вы ничего не знаете". Кое-как я её успокоил и обещал через какое-то время вернуться с разрешением. Но она заявила, что непременно пойдёт со мной в милицию и оформление закончит по возвращении.

Когда мы вышли из гостиницы, наступила небольшая пауза. Она уже начала кое-что осмысливать, но возмущение её продолжало клокотать. "Да какое он имеет право так унизить советского человека! Что же, мы не все одинаковые, что ли? Вот увидите, это ошибка, он на себя слишком много берёт, он ответит за это!" и т. д. С одной стороны, я уже жалел, что взялся ей помочь и теперь оказался с таким "хвостом". С другой стороны, я думал, что будет хорошо, если люди как можно больше узнают о творящихся у нас делах, и что она, конечно, многим будет с возмущением рассказывать об увиденном. Между тем меня начала сверлить и другая мысль: "Может быть, плюнуть на это всё и уехать сразу в Ялту? Как бы меня из милиции не посадили в обратный поезд". Но отступать вроде бы было уже неудобно и, кроме того, если уж действует запрет, меня всё равно в Ялте не примут, так как временной прописки через милицию всё равно не миновать.

Несмотря на такие мысли, по пути я присматривался к некоторым знакомым улицам, зданиям, скверам. То и дело попадались на глаза надписи: "Взуття" ("Обувь"), "Перукарня" ("Парикмахерская"), "Шкарпетки" ("Носки") и тому подобные. В меру своих знаний украинского языка (я неоднократно бывал в Донецке, где у моей тещи был свой дом) я переводил эти названия на русский. Уже прошло четыре года со времени передачи Крымской области из состава РСФСР в состав УССР, и желание Украины закрепить это приятное изменение отражалось прежде всего в названиях, афишах, вывесках и даже рекламе: "На водоспаді Учан-Су готують смачні чебуреки та шашлики".

Вот мы и дошли до отделения. После небольшой неизбежной волокиты для того, чтобы через дежурного пробиться к начальнику, мы предстали пред ясны очи, и я изложил суть вопроса. "А вы знаете, что вам запрещено жить и вообще находиться в Крыму?" - обратился он ко мне. Я ответил, что относительно этого ничего определённого не знаю. "Как же вы не знаете, когда всех татар из Крыма выслали без права возвращения?". В его голосе звучала уже угроза. В этот момент мне показалось, что он, как я и предполагал, собирается меня задержать, чтобы затем выдворить из Крыма. Начинаю соображать, что у меня есть кое-какие документы, с которыми мог бы обратиться и к начальнику покрупнее, во всяком случае я так просто не сдамся. Решаюсь перейти в наступление. Я говорю: "Меня никто, никогда не высылал, и никаких документов о том, что я не могу бывать в Крыму, я не видел и не читал. Если вы сами не можете решить вопрос, я обращусь к начальнику милиции города или области".

- "Это ваше право, но давайте сначала посмотрим ваши документы. Что у вас есть?" - спрашивает он меня. Тут он как бы впервые замечает женщину, стоящую чуть в стороне, и спрашивает:

- Вы с ним?

- Да.

- Тоже крымская татарка?

- Нет, я русская.

- Вы что - жена, родственница?

- Нет, посторонняя.

- Тогда что вы здесь делаете? Прошу вас удалиться.

- Мне просто интересно посмотреть, как обращаются в Крыму с советскими людьми. В гостинице я не поверила, что без милиции человеку нельзя переночевать даже одну ночь.

- Знаете что, гражданка, выйдите, пожалуйста. Вопрос вас совершенно не касается, вы здесь нам мешаете работать.

- Мне и так всё ясно, что у вас за работа, но я хочу дождаться результата.

Тут я тоже попросил её выйти и подождать, чтобы зря не накалять обстановку. Дальнейший наш разговор проходил в виде полудопроса: зачем приехали, куда едете, есть ли документы об отпуске, паспорт с пропиской и штампом о месте работы (до замены паспортов на новые образцы такой штамп проставлялся обязательно), отпускное свидетельство (хорошо, что я взял копию приказа об отпуске), зачем мне надо останавливаться в Симферополе, где живут родственники и т. д. В конце разговора было разъяснено, что я не имею права проживать в Крыму, что при временном пребывании по служебным делам или в отпуске должен регистрироваться в милиции, что я могу находиться только в пункте командирования, либо по месту лечения без выезда в другие города и районы и ещё какие-то нелепые ограничения. На мою просьбу показать мне документы, предписывающие все эти ограничения, он сказал: "Это, гражданин Аппазов, милиция, а не юридическая консультация. Всё это должно быть вам известно и без нас, по вашему местожительству, с вопросами обращайтесь туда. Скажите спасибо, что я вас не отправляю домой, как других лиц вашей национальности, а разрешаю до завтрашнего утра остаться в Симферополе. Но чтобы не позже девяти ноль-ноль завтра вы отбыли к месту вашего отдыха. Вот вам разрешение на место в гостинице". Я попросил его дать мне какую-нибудь бумагу с указанием о том, что я зарегистрирован органами и мне не надо в каждом пункте повторять всю эту процедуру. В такой же грубой форме он ответил, что советует мне в других пунктах не появляться во избежание худшего. Со словами: "Всё, можете идти, надеюсь, вы всё хорошо запомнили", - захлопнул за мной дверь.