Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии - [11]
Не считая сирийской ортодоксальной церкви Сорока Мучеников, где мне довелось принять участие в службе на Вербное воскресенье, многочисленные церкви Мардина закрыты из-за отсутствия верующих и священников. Во время службы, которая велась на древнем сирском языке, я заметил, что Бог во многих молитвах восхваляется как «ар-Рахман ва ар-Рахим». Но разве это не формула, с которой начинается каждая сура в Коране? Священник Габриэль Акюз просветил меня:
— Действительно, вы правильно расслышали. Древний сирский и арабский языки — родственные, оба происходят от арамейского, родного языка Иисуса. Эта формула, прославляющая Бога как милостивого и милосердного, присутствует в нашей литургии с IV века и по сей день. Ислам просто перенял ее.
Отец Габриэль с усмешкой добавил:
— Знаете, мы, немногие христиане, еще живущие в Тур-Абдине, по-прежнему говорим на туройо, диалекте арамейского. Если бы Иисус вернулся, мы были бы единственными, с кем он мог бы пообщаться.
Сирийская ортодоксальная церковь, чья патриархия ныне находится в Дамаске, как и церковь Востока, независима от Рима. Она была основана вследствие непримиримого раскола внутри Византийской имперской церкви, вызванного спорами по поводу основных догматов. Разногласия касались определения связи между божественной и человеческой природой Христа. В то время как Восточная церковь подчеркивает человеческий аспект Христа, Сирийская ортодоксальная церковь больше выделяет его божественную природу. Соответствующие писания и языки, на которых проводится литургия, родственны. Обе церкви используют одну и ту же версию Библии — Пешитту, двойника латинской Вульгаты. На сегодняшний день эта церковь насчитывает около полутора миллионов верующих, большая часть которых живет в южной Индии и Сирии.
В трех километрах к востоку от Мардина находится монастырь Св. Анании, который служил подворьем Сирийской ортодоксальной патриархии с перерывами с 1166-го по 1923 г. Он расположен у подножия горы, которая, подобно швейцарскому эмментальскому сыру, вся изрыта катакомбами и пещерами — делом рук отшельников, которые удалялись от мира. Особенно строгие аскеты просили заложить вход каменными стенами на долгие годы, а порой и на всю жизнь. Послушники из близлежащего монастыря передавали им воду и скудную пищу через маленькую отдушину. Если миска отшельника оставалась нетронутой в течение 40 дней, его считали умершим и разрушали стену. Это как будто заранее добровольно выбрать себе могилу — обычай, который был также широко распространен в буддистском Тибете вплоть до вторжения Китая в 1950 г. Эти отшельники и подарили Тур-Абдину его имя.
Я был заинтригован тем, что христиане практиковали обычай, который у меня всегда ассоциировался с буддистскими монахами. Я спросил Ибрагима Тюр-кера, хрупкого с виду монастырского настоятеля, что он думает об отшельниках.
— Эти отшельники восприняли веление Иисуса — покинуть все и вся и следовать за ним — буквально. Так же как Иисус добровольно принял свою смерть и был похоронен, чтобы воскреснуть на третий день, они желали ускорить собственную смерть, поэтому и просили замуровать себя.
Затем я посетил подземную гробницу монастыря и обнаружил в семи комнатах-склепах трех патриархов Сирийской ортодоксальной церкви и четырех архиепископов, покоящихся сидя на тронах в полном облачении. Этот обычай также схож с обычаем в тибетском буддизме, когда высокопоставленных церковных сановников после кончины бальзамируют и хоронят в сидячем положении в часовне, а в некоторых случаях даже «выставляют» за стеклянной панелью. В 1928 г. Дж. Ф. Рок, американец австрийского происхождения, посетил правителя-монаха княжества Мули в Юго-Восточном Тибете.
Каждый день меня приглашали обедать с правителем. В дальнем конце продолговатого зала на возвышении была позолоченная, в полный рост, статуя, представляющая сидящего Будду. В этой фигуре, однако, чувствовалась какая-то странность. Правитель заметил, что я часто поглядывал с любопытством на позолоченную статую, и сказал: «Это мой дядя. Он умер шестьдесят лет назад. Мне подарили формулу состава для приготовления тела»[9].
В могильном склепе монастыря меня охватило такое же чувство, как в римских катакомбах, — будто я стою на пороге двух миров: позади был мир живых, а передо мной — мир мертвых. Отшельники, замурованные в своих пещерах, должно быть, переживали схожие ощущения.
Над Мидьятом, расположенным в 50 км дальше на восток, нависла напряженная тишина: КРП угрожала возобновить свои партизанские вылазки. Военные джипы и бронированные автомобили разъезжали по узким улочкам курдского квартала, а с 10 часов вечера был введен комендантский час. Я понял, что оказался нежеланным гостем: немногочисленные отели Ми-дьята отказались принять меня, хоть явно пустовали. Я раздумывал, что же делать, когда какой-то юноша подошел ко мне и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Оказалось, Салим, молодой турок, учился в Берлине, а потом вернулся в Мидьят.
