Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах - [13]

Я забочусь о своих пациентах и по возможности стараюсь сопереживать им. Тем не менее пациенты не друзья и не родня мне, и, едва они покидают мой кабинет, я тут же переключаюсь на следующего пациента и его проблемы. Подобное отношение может показаться бессердечным, но если бы врачи эмоционально реагировали на несчастья каждого своего пациента, то работа не на шутку изматывала бы нас, постепенно погружая в глубочайшую депрессию. С некоторыми врачами такое действительно случается. Мы говорим о них «выгорел на работе», и это не идет на пользу ни самому врачу, ни его пациентам.

Клятва Гиппократа гласит: «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами».

Многие (как минимум каждый десятый французский врач), наверное, считают, что эта формулировка устарела и что нельзя осуждать секс между двумя взрослыми людьми по обоюдному согласию только из-за того, что волею судьбы один из них оказался врачом, а другой – его пациентом. Но должен сказать, что в этом вопросе я согласен с парнем из Древней Греции. Он-то явно осознавал, что отношения, складывающиеся между врачом и пациентом, уникальны и что пациент в таких ситуациях особенно уязвим. Такая любовная связь никогда не будет равноправной, потому что врач всегда сохраняет определенную власть над своим пациентом. Государство со мной солидарно, и если в Великобритании врача уличат в любовной связи с кем-то из пациентов, он – и совершенно заслуженно – окажется по уши в коричневой жиже.

Старшее поколение

Мой первый пациент сегодня утром – мистер А. Ему тридцать пять, и у него болит ухо. Он приходит на прием всего пару раз в год. При осмотре я обнаруживаю в ухе серную пробку. Итак, за десять минут я сообщил мистеру А. поставленный диагноз, немного с ним поболтал, назначил ушные капли и отправил его домой. Лекарство недорогое, улучшение наступает быстро, и мне, как врачу, приятно, оттого что я вылечил пациента. Кроме того, я укладываюсь в график, а значит, еще успею выпить чашечку кофе до того, как администраторы съедят все самое вкусное печенье.

Мой второй пациент сегодня утром – миссис Б. Ей восемьдесят семь, и она жалуется на боли в ноге и спине, а заодно на головокружение и одышку.

Практически половину консультации она потратила на то, чтобы добраться из приемной до моего кабинета и снять с себя четыре кардигана. Она одинока, изолирована от общества и на самом деле ей просто хочется поговорить. Она забывчива и не может в точности описать, что и когда именно ее беспокоит. Раньше я уже навыписывал ей кучу лекарств, которые она частенько забывает принять.

Миссис Б уходит спустя полчаса – после длинной и довольно бессвязной беседы, причем до лечения симптомов дело так и не дошло, и я чувствую себя не очень компетентным врачом. Она вернется на следующей неделе с новым списком проблем. Пациенты, ожидающие приема, злятся, потому что я отстаю от графика, а к тому времени, как я ухожу на перерыв, мне остается лишь парочка раскрошившихся черствых крекеров.

Одно из достоинств моей работы – возможность наладить близкие отношения с пожилыми пациентами, но на общение с ними тратится львиная доля времени и сил. Процесс старения по определению означает, что у человека возникает все больше и больше необратимых проблем со здоровьем, пока он в конечном счете не умрет. С этим бывает непросто смириться и врачу, и пациенту. Конечно, есть исключительно энергичные девяностолетние старики, которые никогда не ходят к врачу, и двадцатилетние нытики, которые проводят жизнь в моей приемной. Но в целом, чем старше человек становится, тем чаще он видится со своим терапевтом.

Прием пожилых пациентов с их многочисленными проблемами медицинского и социального характера – одна из самых сложных задач, с которыми сталкиваются семейные врачи. Мы стремимся поддерживать в стариках чувство собственного достоинства, одновременно успокаивая взволнованных родственников и преодолевая бюрократические проволочки, присущие НСЗ и службам социальной защиты.

Пожилые пациенты обычно не скупятся на благодарности, и работа с ними приносит огромное внутреннее удовлетворение. Но все же это чертовски тяжелая работа!

Как-то мне довелось поработать в новом районе города, где жила практически одна молодежь. Я принимал больше пациентов за меньшее время и почти не выезжал на дом. Я не переживал из-за плановых показателей, потому что мало кто из моих молодых пациентов страдал хроническими болезнями сердечно-сосудистой системы или диабетом. Я проводил обеденный перерыв в современной кофейне, тогда как мои коллеги-терапевты разъезжали по домам престарелых и договаривались об оказании пациентам помощи на дому или об их госпитализации. Да уж, работа в том районе была, определенно, куда менее пыльная, но вместе с тем не такая интересная. К тому же она не доставляла особого внутреннего удовлетворения.

Недавно я прочитал статью о том, что Гарольд Шипман[12] якобы убивал без каких-либо мотивов. Я так не думаю. Наверное, каждый терапевт может припомнить хотя бы нескольких пациентов, которые, на его взгляд, уже отжили свое. Шипман таких пациентов убивал. Возможно, самое трудное в работе терапевта – заботиться о пожилых людях, которых нельзя вылечить. Большинство врачей понимает: лучшее, что мы можем сделать для них, – это выслушать, поддержать и помочь советом, и старики это по-настоящему ценят. Шипман явно воспринимал все иначе: он предпочитал убивать безнадежно больных пациентов. Наверняка он упивался своей властью, но, полагаю, им двигало еще и желание уменьшить объем работы.