Следствие защиты - [51]

Уоррен возразил:

– Любой адвокат, который скажет вам, что вы ни за что не проиграете, – обыкновенный дурак.

– Но сам мистер Шепард обещал мне это.

– Я не верю. Вы, должно быть, его неправильно поняли. Это очень хорошее дело. По сути, оно выигрышное. Не совсем то, что называют китом в бочке, но близко к этому.

– Сделайте больше этого, адвокат.

Оба глаза Джонни Фей – и серо-голубой и карий – затуманились. Уоррен понимал: все подсудимые в подобных случаях хотят каких-то абсолютных гарантий, стопроцентной уверенности. Больше нигде в мире такого не существует – тогда почему же это должно быть между адвокатом и его подзащитным, которого обвиняют в самом серьезном из уголовных преступлений? Наверно, потому, что больше нигде человеческая жизнь не обнажается до такой степени.

– Судебные процессы – непростое дело, – сказал Уоррен. – Некоторые свидетели лгут. Другие – правдивые свидетели – могут показаться присяжным лжецами. Некоторые из лгунов, наоборот, принимаются ими за правдивых. Одни свидетели что-то забывают. Другие начинают смущаться. Бывают присяжные, которые засыпают на процессе или просто не слушают. Адвокаты иногда допускают ошибки. То же самое могут сделать и судьи. Суд присяжных всегда прав, независимо от того, прав он в действительности или нет. С учетом всех этих моментов мы сумеем защитить вас так же хорошо или даже лучше, чем кто бы то ни было в городе.

– Вот видите, – сказала Джонни Фей, – вы становитесь хорошим оратором, когда начинаете злиться. Это именно то, что мне и хотелось услышать. Вы выведете меня оттуда. Вы нравитесь мне, адвокат. Беритесь за мое дело – вы и мистер Левин. Он ведь еврей, правда?

Уоррен кивнул, ожидая, что последует дальше.

– Я не могу проиграть, имея в защитниках еврея и такого хорошего парня, как вы, правда?

Уоррен сдержанно улыбнулся.

Когда он обговаривал детали, касавшиеся суммы гонорара, одна из танцовщиц, девушка лет двадцати с небольшим, приблизилась к их столику. Она начала вращать бедрами в направлении Уоррена. Была она полногрудая, с припухшими нарумяненными сосками, которые показались Уоррену похожими на еще одни миниатюрные груди, помещенные в центре настоящих. Вот чего всегда с избытком хватало в мире, подумал Уоррен, так это плоти. Остановившись дюймах в шести от него, танцовщица завращала торсом в такт басовому ритму музыки. Уоррен холодно взглянул на девушку.

– Пошла прочь! – приказала Джонни Фей. Танцующая блондинка удалилась.

– Ты страдаешь, дорогой друг, – сказала Джонни Фей. – Я знаю хорошее лекарство от этого. Хочешь провести вечер со мной?

– Не сегодня. Этот уик-энд я провожу с книгами по законодательству.

– Вот это честно, – сказала она. – Мне это нравится.

В субботу на похоронах, где присутствовало несколько сотен адвокатов, судей и бывших клиентов Скута Шепарда, Уоррен стоял чуть в стороне, на самом солнцепеке, весь взмокший и едва прислушивался к словам надгробной речи. Уоррен слышал другие голоса. Он мысленно вел совсем иной разговор. Уоррен взял командование на себя: в глазах его и в тоне голоса ощущалась опытность. В этом есть смысл. Ведь это супружеский альянс. А то было простым увлечением… в лучшем случае. Нежно обняв жену, он прошептал ей на ухо: “Все будет хорошо. Ты верь в меня”. Он представлял себя юным Кэри Грантом[28], и Чарм становилась податливой в его руках. Она останется с ним, а того нью-йоркского адвоката бросит. Она видела свет впереди тоннеля, и это был не поезд. В своих фантазиях Уоррен представлял себя проницательным и мудрым. Наихудшим из выдуманных им моментов был тот, когда Чарм пробормотала: “Мне необходимо время”. Он сказал: “Делай все, что тебе нужно, моя дорогая”.

Джонни Фей тоже была на похоронах, в черном шелковом платье и с черным зонтиком, которым она защищалась от полуденного солнца.

– Ну, как ваши дела? – спросила она.

– Прекрасно. Мы с Риком встречаемся завтра.

– Я верю в вас, – сказала она.

Когда тем вечером Уоррен вернулся домой, автомобиль Чарм стоял на подъездной дороге. Уоррен почти не видел жену с того самого понедельника, когда застал ее у дома с любовником. С того дня все в жизни Уоррена изменилось. Вместе с Уби, вцепившейся в его брючину, он прошел через всю квартиру до спальни. Чарм была в ванной, мыла волосы.

Она вышла оттуда с толстым коричневым полотенцем, накрученным на голову; другое полотенце наподобие саронга закрывало ее тело.

Казалось, Чарм вовсе не удивилась, увидев мужа. Или ей это было попросту безразлично? Оказывается, Уоррен все-таки не настолько мудр, чтобы понять, в чем тут дело. Здесь уже была реальность, а не фантазия. Как те годы заключения, которые могли взгромоздиться перед Гектором Куинтаной.

– Ты сегодня опять едешь на бейсбол? – спросила Чарм, начав одеваться.

Она открыла широкую дверцу платяного шкафа и спряталась за нею.

Это чтобы Уоррен не увидел ее тела. Ну, так что же: ведь он-то мог представить его и в другом месте.

– В прошлый раз я был там с клиенткой по делу об убийстве.

– А разве ты еще занимаешься этим после смерти Скута?

– Я веду дело. Рик сидит у меня в соадвокатах.

Чарм вышла из-за дверцы в трусиках и черной блузке, которую она в этот момент застегивала над бюстгальтером. Светлые брови Чарм взлетели вверх.