Следствие в Заболочи - [40]

Горючее, щедро залитое в Сочи, кончилось, и они решили, чтобы не побираться и не искать нужный аэродром – все же линия фронта – переправиться на правый берег по воде, чего тут сидеть? Приехали в расположение войск, готовящихся к отправке на правый берег. Всё кругом более-менее тихо. Увидели понтоны. Поискали среди них, выбирая тот, на котором самые красивые девушки. Нашли такой: самоходный понтон с двумя орудиями и замечательными девчатами. Попросили захватить их с собою, а сами, как бы невзначай, распахнули кожаные пальто, чтобы их золотые звёзды было получше видно. Девушки с радостью согласились.

В четыре часа утра началась переправа. Они уже достигли середины Днепра, как, для лётчиков внезапно, немцы начали стрелять. Впереди шедший понтон разлетелся на глазах от прямого попадания. Никого в живых не осталось, лишь Днепр окрасился кровью. Прошло ещё не более двух минут, как немецкий снаряд попал по носу их понтона. Он сразу начал тонуть, и все мгновенно оказались в воде. Раздались крики тонущих. Оказалось, что масса людей не умеют плавать. Да, кто и умел, тем было немногим легче – всё же конец сентября – вода холодющая, жуть. Кожаное авиационное пальто надулось. Хорошо ещё, что догадался подбородком зажать воротник. Образовался воздушный пузырь, и он поплыл, как на спасательном буе. Но, поскольку Виталий Иванович оказался от взрыва в шоке, то поплыл не обратно, к своим, а вперёд, на правый берег, к немцам. И вдруг, сквозь холод и крики, услышал, что кто-то рядом орёт дурниной, схватил одной рукой – девушка. Товарищ оказался рядом и тоже поспешил на помощь.

Они вдвоём притащили её к берегу, где, почувствовав дно, вылезли все трое. Вода с них стекала рекой. Подбежал санитар. Видит, лётчики. «А вы чего здесь делаете?» Они объяснили.

«Какой там авиационный полк! Здесь лишь вчера создали небольшой плацдарм. Наши только что начали форсировать Днепр!» О как! В последствии, спасённая девушка получила Героя Советского Союза, как первая женщина форсировавшая Днепр. Она после войны работала диктором на радио города Свердловска, и, когда прочла в «Огоньке» на первой странице с большой его фотографией об этом случае, написала письмо. Они начали переписываться. Потом переписка сошла на нет – всё же они мало знали друг друга, да и Виталий Иванович уже был женат. Но, будучи в Свердловске, он зашёл на радио, хотел с ней поговорить. Она уже не работала. Звали её Люба, а фамилии он не помнил.

Ещё очень большие эмоции вызвал у меня такой случай. Когда после 23-го августа 1942 г. две тысячи немецких самолётов налетели на Сталинград, им в его дивизии противостояло всего семь. Лётчиков было больше, чем боевых машин. Они даже шутили сквозь слёзы, что семью самолётами противостоят тут, под Сталинградом, всему мировому империализму. Приходилось по шесть, семь раз за день вылетать на задание. Виталий Иванович в те дни сбил седьмой немецкий самолёт.

В конце августа – начале сентября в наши войска приехал заместитель Верховного главнокомандующего генерал армии Жуков, а с ним вместе секретарь ЦК Маленков. Лётчиков неожиданно пригласили на Военный Совет. Это было непривычно. Обычно нас приглашали для создания торжественности. Должен же кто-то поднять рюмку, выпить, не морщась, не говоря, что у него здоровья нет, желудок больной, или для повышения в звании, объявления благодарности. По крайней мере, они так думали, когда ехали.

Военный Совет состоялся в Умрах, под Сталинградом. Они вошли в землянку. Там одних генералов было около тридцати. Им предложили сесть, но в присутствии больших званий они не решились: «Спасибо, постоим». Ведь они все младшие лейтенанты, лишь один командир полка Зайцев – майор. Жуков появился из дверей неожиданно и сразу начал разбор боевых действий и, вдруг, повернувшись к лётчикам, почти выкрикнул: «Вы плохо воевали!» Зайцев вытянулся в струнку и, сдерживая дрожащий голос, попытался мягко возразить, приведя, как им всем казалось, очень убедительные доводы. Не могут же семь самолётов остановить две тысячи немецких? Доводы, как горох отскакивали от стены непонимания и целесообразности. Тогда авиационное руководство начало каяться: да, не смогли достойно прикрыть наши войска, но…

В разговор вмешался Маленков и, обращаясь к Жукову, визгливо прокричал: «Таких надо расстреливать!» Жуков, выслушав Маленкова, резко повернулся к Зайцеву и едко спросил: «А вы сколько расстреляли?» – «Кого?» – «Как кого! Трусов». – «У нас, среди лётчиков, таких в полку нет. Наши ребята улетают и не всегда прилетают назад. Мне и немцев хватает, которые их каждодневно расстреливают, а мы расстреливаем их. Я лично девятнадцать штук фашистов завалил». Жуков сжал челюсти, и огромные желваки заходили туда-сюда. «Выведете трусов и паникёров!» – скомандовал он. Видимо, всё было подготовлено для экзекуции. Чтобы оставшиеся в живых сейчас, поняли, что их, если они не отдадут все силы, а, может, и жизнь, ждёт в не очень отдалённом будущем. Сразу после этой команды вывели троих, сопровождаемых несколькими автоматчиками. Их, тут же, расстреляли. Они даже ничего не пытались сказать в своё оправдание. Акция устрашения, и это все отлично поняли, предназначалась им, присутствовавшим на Военном совете, в назидание. Хрёп! И готово.