Следствие в Заболочи - [25]

За что немедленно на время, среди слушателей, получил прозвище «канцлер», которое не удержалось – мы ведь его очень уважали и по-своему, по-слушательски, любили, хотя и с удовольствием занимали место во второй шеренге, заготовив в руках карандаши, чтобы, не дай Бог, не пропустить его гениальных перлов, таких как: – Пучков, кто из нас дурак? Ты же умный человек.

Не расчитал

В самом начале учёбы майор собрал курс, решив поучить нас житию-бытию, в самом большом лекционном зале-амфитеатре старых Екатерининских казарм. Вдруг что-то привлекло его внимание. Он на несколько секунд замолчал, сосредоточенно смотря, куда-то на верхние ярусы зала. Затем, выбросив перед собой руку с перстом указующим, он грозно прохрипел: – Чья там голова?

Все удивленно посмотрели в указанном направлении. В одном из верхних рядов, на откидной парте лежал «букет» бурных, курчавых русых волос. Голова ничего не услышала и даже не шевельнулась. Лишь подрагивала в такт глубокому дыханию, лёжа на сгибе безвольно свесившейся руки.

– Толкните его, – прошипел ещё громче майор, негодование которого стремительно возрастало.

Сосед по ряду привстал и потряс товарища за плечо. Тот не шевельнулся. Пришлось толкнуть ещё раз посильнее – нет реакции. Только, когда он стал трясти спящего непрерывно, голова поднялась, и удивлённые голубые глаза непонимающе осмотрели зал.

– А, это Макаренко! – плотоядно воскликнул майор, узнав слушателя. – Встаньте!

Слушатель Макаренко дрожащими пальцами, начал застегивать стоячий воротничок гимнастёрки. В зале, сначала замершем от неожиданности, раздался смешок.

– Воротничок расстегнул, – констатировал громким хрипом майор.

Слушатель, продолжая выполнять команду «встать», поднялся, задёрнул назад гимнастёрку, вытащил откуда-то из-под парты широкий ремень с блестящей пряжкой, приложил его на узкую талию, и застегнул.

– Так, – крякнул майор, – он ещё и ремень снял! Спускайтесь-ка, товарищ Макаренко сюда, – и он указал пальцем место рядом с собой.

Неожиданно Макаренко опять сел и стал проделывать какие-то манипуляции под столом. По несколько отклоненному корпусу и вращательным движениям руки не трудно было догадаться об его действиях. Затем он наклонился в другую сторону, и руки завертелись в обратном направлении.

– Ну, вот, – голос майора из грозного становился ехидно-ласковым, – он ещё и сапоги снял, портянки наматывает.

Мне на секунду показалось, что он сейчас расхохочется.

Спустившийся вниз под громкий хохот зала Макаренко уже стоял перед майором, а тот снова сурово смотрел на него и привычно кряхтел, о чем-то размышляя: кхы, кхы… кхы, кхы.

– Я полагаю, кхы, что всем всё понятно, кхы, наконец, пришёл в себя от возмущения майор: – Месяц неувольнения. Садитесь, товарищ Макаренко.

Ужас

Неожиданно в перерыве между занятиями в класс, где слушала лекцию наша учебная группа, стремительно, пропустив лишь выходящего преподавателя, вошёл майор. Раздались привычные команды: встать! смирно! Затем отдан обычный рапорт: группа находится на занятиях по…

Майор всё внимательно выслушал, дал команду сесть. Все спешно заняли места, понимая, что произошло нечто из рук вон. Он некоторое время думал о чём-то, привычно покряхтывая, как бы прочищая горло перед запевом, затем, будто бросившись в омут, прошипел: – Товарищ Макаренко… кхы… Вы, говорят, рассказывали о политическом событии, получив эту информацию из уст иностранного радио. Вы что, слушаете иностранное радио? – в голосе майора звучал ужас, который эхом отозвался в сердце каждого слушателя высшего военного учебного заведения, и оно, похолодев, застучало быстрее.

– Да, что вы, товарищ майор, – оправдывался дрогнувшим голосом Макаренко, понимая, что это уже не простое нарушение дисциплины, а что-то сродни государственной измене, – я и не думал что-то там такое слушать. Просто включил вечером радиоприёмник и начал искать какую-нибудь нашу станцию, вертя ручку, и случайно услышал…

– Так вот, товарищ Макаренко, – прервал, недослушав, майор. Если вы ещё будете когда-нибудь вертеть ручку вашего приёмника и услышите, что говорит не НАШ голос… – вертите ручку дальше!

Портянка

Первый мой караул – пост у склада вещевого довольствия, с тяжеленным амбарным замком на двери. У меня на плече учебный автомат без патронов, с отверстием в казенной части. Боевых автоматов нам не выдавали, считая, что так безопаснее и для слушателей, и для окружающей среды. В государстве порядок, преступность близка к нулю, не от кого вооружаться. В карауле по уставу не разрешалось ни сидеть, ни тем более лежать, ни заходить в помещение, если такая возможность имелась. Я, как человек исполнительный, то есть, по-житейски глупый, выполнял все эти требования.

Время нахождения в карауле – восемь часов, по четыре часа одна смена два раза. Первая – с 16.00 до 20.00, вторая с 20.00 до 24.00 и так далее, до восьми утра. Для меня почему-то труднее всего было стоять в первой смене, но настраивал себя, что всё равно. Надо быть готовым к любым жизненным ситуациям. И потому никогда никого не просил поменяться сменами или постами. Приходя в караульное помещение – падал на деревянные нары как убитый, и тут же засыпал. Так научился спать в любом месте, в любой позиции, в любое время.