Следствие считать открытым - [96]

— Маленькая проблема. В город надо попасть для начала.

— Вот это как раз не проблема. Северный берег реки не охраняется вполне обоснованно — нападения с тыла не ждут. А в Травинкалисе хотя и одни ворота, но выходов немного больше — один из них проходит под рекой и открывается в неприметной балочке. Только переправляться через реку нужно уже здесь, прямо на стремнине. Опасно, но вот тут уж выбора действительно нет.

Река, стекающая с гор Хиггии и впадающая в озеро Танен там, где стоял Травинкалис, по праву называлась Стремглавой, а в простонародии — Стремной. Скорость водного потока здесь местами была просто неимоверной — с ног сбивало уже в трех шагах от берега. Перейти же реку можно было лишь в одном месте, расположенном в двух минутах езды от ворот Травинкалиса и именуемом Овечий Брод, — издали белые буруны на перекатах создавали впечатление огромного овечьего стада, зашедшего попить студеной водички. Во время войны там стояла наша последняя линия обороны. Тогда данийцы попросту выдавили наши войска, неся огромные потери, — брод был завален трупами так густо, что река вышла из берегов и затопила окрестные поля почерневшей водой с розовой пеной.

А нам как бы и здесь не потопнуть. Хорошо, что весеннее половодье уже миновало, оставив на отмелях вывороченные с корнем деревья и устлав пойму липкой грязью, — ощущение такое, будто лезешь в болотную трясину.

Болото кончилось внезапно — шедший впереди Миррон резко ушел в воду, скрывшись с головой, и утянул за собой мою резервную кобылу, отчаянно ржущую от страха. Сержант вынырнул уже посреди течения, лошадь так и не появилась.

— Вот так проводник! Сгубил коняжку, живьем утопил! Еще бы бедной скотине не потонуть — ведь господин партизан все свое железо на нее взвалил, а кобылка и так-то его с трудом волокла, — разошелся Штырь, успокаивая нервно трясущуюся Белоснежку, видевшую трагедию воочию.

— Миррон не виноват. Он всю свою жизнь путь пехом измерял. Лошадь для диверсанта — большая обуза, — вступился я за боевого товарища.

Но Штырь уже не слушал меня. Он осторожно, каждым шагом проверяя дно, обошел гибельный омут и вошел в стремнину, ведя в поводу все еще дрожащую лошадку. Мутные воды на мгновение скрыли их обоих, но вот они уже плывут к другому берегу, относимые бурным потоком.

Таниус связал что-то вроде плотика и прикрутил к нему свою амуницию, весившую даже поболее, чем у Миррона. А я… Как бы это сказать… Ну, в общем, я, как настоящий горец, могу плыть только в одну сторону. Вниз. Поэтому к тому Же плотику я прицепился всеми конечностями. В таком виде Таниус и начал меня сплавлять.

И темные воды сошлись надо мной. И глаза сомкнулись. И дыхание замерло. И в голове кто-то истошно завизжал:

«Тону-у-у!!!» Но утонуть мне не дадут — не положено главному герою банально утопать в грязной речке. Спустя какое-то время я почувствовал, что голова вроде бы на поверхности. Теперь можно и глаза открыть, и выдохнуть.

И в это время что-то вцепилось мне в ногу. Рядом взбурлило воду толстенькое бурое бревнышко. Сом-убийца! — как хлыстом, ударило в сознание. Мой резонирующий визг так оглушил опешившего Таниуса, что он булькнулся в воду с головой, выпустил плот из рук и поплыл далее. А я остался на месте, брошенный всеми посреди реки чудовищу на съедение.

Когда вернулась способность разумно мыслить, я уяснил две вещи. Во-первых, кушать меня никто не собирается, а тот пугающий силуэт под водой оказался обычным топляком, подцепившим меня за штаны. Во-вторых, я был здесь не совсем один — моя худосочная кляча и могучий конь Таниуса объединенными усилиями тащили меня из подводной ловушки. Но поскольку руки мои намертво вцепились в плот, а нога застряла в коряге, то вскоре я почувствовал, что меня раздирают пополам. Только не отпускать плот! Держать! Дер-жа-а-ать!!!

Под водой что-то дернулось, затрещало, порвалось, и я почувствовал свободу. Ноги вроде бы целы, только замерзли — не простудиться бы… На излучине плот прибило к берегу. Гадкие лошади, почуяв твердь под ногами, рванулись на пляж, потащив меня волоком по камням и кореньям. Вот так всегда — сначала спасут, а потом поглумятся! Хорошо еще, что моя троица болталась поблизости и остановила проклятых тварей.

Я только сейчас отодрал онемевшие пальцы от плота и встал на столь же онемевшие, негнущиеся ноги. И услышал дружный истерический смех. Я медленно-медленно опустил глаза и… залился краской. Все исподнее, что уцелело после реки, ободрало на берегу. К счастью, некоторые жизненно важные органы не пострадали, но вид снизу у меня был отнюдь не благопристойный.

— Господин расследователь, из вас получится недурной натурист! — ухмыльнулся Таниус.

— Райен, а у тебя внизу все — чики-пики! — тут же подиздевнулся Штырь.

— Ну и е… — по-солдатски емко и кратко подвел итог Миррон.

— И вам спасибо на «добром» слове. Но может быть, все-таки кто-нибудь принесет мне наконец подштанники! — взорвался я. — Мне тут все чуть не поотрывало, а эти мудозвоны зубы скалят! Разжалую! Уволю! Расстреляю, к едреной бабушке!

На солнышке, даже на двойном, в этих краях не высохнешь. По идее, костер можно было разжигать только с наступлением темноты, чтобы дым не увидели из лагеря под Травинкалисом. Но поскольку в прибрежной роще было много молодого сушняка ольхи, который при горении практически не дымит, — рискнули и так. Таниус и Штырь пошли на добычу топлива, а мы с Мирроном сели потрошить рыбу. Сержант был отменным рыболовом — пока я с горем пополам переправлялся через Стремглаву, он уже успел обшарить притопленные коряги на мелководье и добыть голыми руками пяток угрей и два десятка крупных раков.