Следствие считать открытым - [107]

— Его честь Верховный судья Травинаты Чарнок рода Джурок, Регулаторием уполномоченный вершить закон и блюсти порядок, — против троих подданных фаценской Короны, — невыразительно провозгласил также уставший герольд.

— Слово обвинению, — бодрым старческим голоском прозвенел Чарнок, не сводя с нас колючего, но любопытного взгляда из-под кустистых бровей, что сделали бы честь сове средних размеров. И нос у него был как у совы — эдаким крючком.

По-моему, Верховный судья разменивал уже седьмой десяток, но энергии в нем было еще предостаточно — эдакий переросший гриб-сморчок, вонючий, заплесневелый, но твердый. Таких вот крепких стариканов обычно и называют отцами нации. Роскошная судейская мантия из малинового данийского бархата с соболиным подбоем была ему несколько великовата — он часто вытягивал из ее складок сухие костлявые руки и длинную шею, словно гусь из мешка на ярмарке. Фамилия у него была фаценская, наверное, он и сам родом из южных стран, В этом как раз ничего странного нет — суд ведется на языке обвиняемых, поэтому все участники процесса должны разбираться в тонкостях означенного языка.

Все-таки где-то я его видел. Или слышал? Не помню. Но одна тревожная вещь резанула мне глаза — на запястье правой руки у судьи виднелась татуировка со стилизованным пауком, точно таким же, как у бандита Кривого, бывшего тайным агентом Контрразведки. У судьи наручный паук был больше и золотистого цвета. Наверное, его честь — тоже из Контрразведки, и должность у него немаленькая. Кто же он такой?

Но продолжить эту мысль мне не удалось — суд шел своим чередом.

— Андарион, первосвященник Травинский, имеет слово! — надсадно прокричал обвинитель.

— Храм Единый в моем лице обвиняет сих нечестивых в темных намерениях, противных всему сущему и вящему… — начал было Андарион, но Чарнок бесцеремонно прервал его:

— Святой отец, вы не в церкви! Здесь военный суд, поэтому излагайте жалобу коротко и ясно.

— Альдан Гористок угрожает существованию Храма…

— Альдан Гористок был только что приговорен судом к усекновению органов.

— Тогда — кто это? — показал ладонью Андарион на Таниуса,

— Вы только что указали на капитана фаценской королевской стражи благородного Таниуса Фрая. Рядом с ним стоит некий безродный воришка с двумя мерзкими кличками: Сток и Штырь. А вот этот…

С этими словами Чарнок Дар Ландок обратил торжествующий взгляд на меня. Острые зрачки, как призрачные мечи, ударили в душу, мир зазвенел разбитым зеркалом и обрушился тысячами осколков, пронзающими сердце.

— Не забыл еще меня? Вижу, вижу, узнал! Ишь побледнел весь, как есть покойник! Наверное, ты думал, что со мной уже все кончено? Нет, дружок, хоть и крепко ты меня подпалил синим пламенем, но сбежать-то мне никто не помешал. И вот я снова оказался на твоем пути, и теперь так просто ты от меня не отделаешься, для осуществления моих далекоидущих замыслов мне необходимы твои знания и твоя душа. Так или иначе я их получу, поскольку сейчас ты целиком и полностью в моей власти. Поверь мне, я найду способы сломить твое упорство, но для нас обоих было бы лучше, если бы ты добровольно впустил меня в свой разум. Ты согласен? Отвечай, когда спрашивают! Что же ты молчишь… Ах вот оно что, ты думаешь, что в суде все сказанное тобою может быть использовано против тебя, и поэтому ты решил вообще ничего не говорить? Что ж, это неплохая тактика, но не для этого суда и не для этого Закона. Андарион, вы сказали все, что хотели?

Травинский настоятель потупил очи и промолчал, вновь вернувшись к разглядыванию завитков на полу.

— Райен! — вновь обратился ко мне Чарнок. — Вы виновны в оскорблении суда, так как отказываетесь отвечать на вопросы Верховного судьи. Господин толкователь, огласите статью.

Услышав мое имя, Андарион встрепенулся и взглянул на меня недоуменно-неверящим взглядом, словно перед ним открылись врата в иное измерение. Как же, ревностный поборник Света во всех видел каких-то злобных гористоков, а наиопаснейшего врага человечества — самого Мельвалиена Райена, в упор не заметил. Позор, да и только!

— За оскорбление Верховного судьи простолюдина Мельвалиена Райена надлежит приговорить к двум месяцам тюремного заключения.

— Этого срока мне вполне достаточно, приговор утверждается, — удовлетворенно зачмокал Чарнок, прищелкнув пальцами. — Следующий!

— Сток, он же Штырь, вы виновны в убийстве ценного агента Контрразведки по кличке Кривой, совершенном в городе Эштра в таверне «Полумесяц», — продолжил обвинитель. — Есть возражения?

— Я не знал, что он — ценный шпион.

— От факта вашего незнания ущерб Контрразведке меньшим не стал.

— Но если бы я это знал, разве б я его хоть пальцем тронул?!

— Сослагательные заявления в суде не имеют значения, — остановил его Чарнок. — Еще оправдания будут?

— Признаю себя виновным в убийстве злобного зверя, — остался верен себе Штырь.

— Этот зверь был единственным в своем роде, — парировал обвинитель.

— Достаточно! — остановил перепалку Чарнок. — Толкователь, ваша очередь.

— За браконьерство и убиение редких зверей…

— Ты что, старый маразматик! Какие еще звери?

— Но он же сам признался…