Следствие разберется - [36]

Из материалов дела было неясно, кому именно нанесён ущерб. Ксения Карпинская настаивала, что в отсутствие потерпевшего обвинение в мошенничестве, то есть присвоении чужого имущества, не имело смысла. В том октябрьском заседании выяснилось наконец, что потерпевшим признано Министерство культуры Российской Федерации. Постановление об этом было подписано почти пять месяцев назад. Но следствие долго скрывало, кто именно понёс ущерб. Почему? Думаю, потому что не могло определиться с величиной этого мнимого ущерба. Какую сумму прилично украсть, чтобы приговор знаменитому режиссёру выглядел убедительно? Начинали с миллиона двухсот тысяч. Когда обвинили меня, сумма выросла до двух с половиной. Но когда в дело вступил Полковник Цахес, масштаб радикально поменялся: сначала шестьдесят восемь миллионов, а потом и все сто тридцать три. Мне кажется очевидным, что без давления со стороны следствия в головы министерских чиновников не могла бы прийти столь откровенная чушь. Цели проекта «Платформа» были выполнены полностью и, по общему признанию экспертов и зрителей, с отличным результатом. Министерство соглашалось с такой оценкой и направляло Серебренникову благодарственные письма. Что касалось движения средств, роль Министерства сводилась к транзиту: оно получало деньги субсидии на свой казначейский счёт и перечисляло их «Седьмой студии» для реализации мероприятий «Платформы». То есть даже теоретически не могло понести потерь. Тем не менее «потерпели» – под диктовку следователя писали чиновники заявление. А в чём именно потерпели и каков размер ущерба, мы не знаем, этого следователь пока не сказал.

По окончании заседания я через адвоката попросил, чтобы Цахес посетил меня в СИЗО. Когда Ксения озвучила просьбу, полковник впал в неожиданное оцепенение. «Зачем?» – спросил он как-то затравленно. «Мой подзащитный хочет помочь вам установить истину. Хочет, чтобы вы лично задали интересующие следствие вопросы, и готов подробно ответить на них». За всё время длившегося больше года расследования руководитель следственной группы ни разу так и не удосужился допросить меня. По слухам, полковник Лавров уже выслужился в генералы.

В апреле следующего года недоброе знакомство с Карповым продолжилось. В очередной раз мне продлевали содержание под стражей. По закону ходатайство от следователя должно было поступить в суд не позднее семи дней до истечения предыдущего срока, а судья не позднее пяти дней после этого должен принять решение. Всякий, разумеющий счёт числам, сообразит, что при соблюдении этого условия решение должно быть принято самое меньшее за два дня до истечения срока. Однако суд был назначен ровно на тот день, когда темница моя должна была бы разверзнуть двери. То есть назначен он был совершенно незаконно, задним числом. Я указал на это прокурору, но блюститель закона осталась равнодушной. Артур покраснел, рассердился, промокнул платочком вспотевшую лысину и продолжил заседание. В обоснование своего ходатайства Полковник Цахес не первый раз приложил заявления дочерей Масляевой о слежке и угрозах в их адрес. Я в это время уже начал знакомиться с материалами дела и увидел в одном из томов официальную справку ФСБ о том, что сведения, изложенные в заявлении, не подтвердились. Справка эта находилась в распоряжении следствия уже полгода, но Цахес и его присные продолжали подавать в суды эти подложные документы. На это также я указал судье Карпову. Но разве мог он перечить следствию и своему басманному начальству? Нет. Зато привычно и легко поступался законом и совестью. Оба позорных эпизода он стыдливо вымарал из протокола, будто бы эти вопросы и не возникали. Он, конечно, понимал, что недобросовестное протоколирование легко разоблачить, так как зал был полон журналистов и велась аудиозапись заседания, но поступал подобно карапузу, который уговорил себя, что стал невидимым, когда зажмурил глаза.

Через десять дней в другом маленьком зале Басманного суда Карпов совершил ещё один подвиг в мою честь. Рассматривались моя жалоба на следствие. Тремя месяцами раньше какая-то неведомая мне сила внезапно постановила завершить предварительное расследование и передать дело прокурору. Цахес, конечно, подчинился, но поскольку расследовать ему было практически нечего, то и никакого дела у него не было. Поэтому следственная группа поспешно собирала всякий бумажный мусор и беспорядочно засовывала его в картонные обложки, пытаясь создать впечатление, будто была проделана большая работа. Эти наспех собранные папки приносил мне в тюрьму новый следователь Пётр Сергеевич Кудаев. Он нескоро соображал и медленно двигался, за что и снискал прозвище Майор Вихрь. Следователи старательно затягивали процесс моего ознакомления с материалами. Во-первых, они пытались выиграть время, чтобы успеть имитировать хоть какие-то результаты расследования. Во-вторых, всё, что они могли использовать против меня, представляло собой фальсификации и лжесвидетельства. Эти подделки приберегались напоследок, чтобы не дать мне и адвокатам возможности разоблачить и оспорить их; в лучшем для следователей случае мы вообще не должны были увидеть их до суда. Если до начала ознакомления с делом местом моего заточения была «Матросская тишина», что в пятнадцати минутах ходьбы от здания Следственного комитета, то теперь Полковник Цахес постановил отправить меня в СИЗО «Медведь». Майор Вихрь полтора часа добирался туда на метро, автобусе и пешком. Являлся он мне не каждый день. На просьбы приносить больше материалов сетовал, что тяжело носить больше трёх томов. Обычно он сначала давал прочитать продолжение каких-то документов, а затем через несколько дней появлялось начало, часто одни и те же тома приносил повторно. При этом Майор Вихрь был в равной степени беззлобен и равнодушен ко мне и происходящему. Я дразнил его, провоцировал, оскорбительно отзывался о его коллегах, но ничто не выводило его из глубокой летаргии. Скорее всего, он не определял порядок и тактику ознакомления, а просто выполнял повинность курьера. Закон предусматривает, что по окончании расследования все собранные материалы и доказательства должны быть предъявлены обвиняемому и его защитнику в подшитом и пронумерованном виде. В каждом протоколе ознакомления я записывал требование о соблюдении этой нормы. Опасаясь, что у меня и адвокатов не будет достаточно времени для подготовки к защите, я направил десятки ходатайств о том, что могу и хочу знакомиться с бо́льшим объёмом материалов. Цахес мои требования и ходатайства игнорировал, поэтому я просил суд обязать следователей ускорить процесс.