Следственный эксперимент - [4]

Это было в Краснодаре, где я жил до шестнадцати лет. Врачи поставили диагноз: рак. Замучил нас с матерью батя. Остались кожа да кости, а он все не умирал.

Жил, жадно хватая воздух, не подозревая, что мать втихаря продает все, что можно продать. Нужны какие-то лекарства. Каждый день матери говорили, мол, у кого-то тоже был рак, да вот такой-то таким-то лекарством вылечил. И мать всегда ездила куда-то, иногда за тридевять земель, чтобы непременно достать лекарство. Правда, часто приезжали из Нинакана в Краснодар брат и другие родственники отца, помогали, но знаю одно: денег никогда не хватало. Мать давала мне вещи, чтобы я продавал их на базаре. Я продавал, но не все деньги приносил. Я видел, что они отцу не нужны. Все равно ничего ему не помогает. Весь высох и лишь нас мучает.

Ну а мать все равно деньги тратила на отца. Сама жила впроголодь, а больному покупала самое дорогое, самое свежее. Обо мне даже забыла. Вот я и тратил с дружками деньги. Собственно, какие там Деньги, мелочь одна. Много ли дадут за какой-то старинный железный пояс, за какие-то протертые ковры да дорожки»

После смерти отца шестнадцатилетний Николай бросил школу. Сутками не ночевал дома. Мать вся извелась. Она знала, что сын ворует из дома вещи и продает. Завел себе дружков, с которыми пил водку. Написала письмо в Нинакан брату покойного мужа, расписала все как есть, дала понять, что сын просто от рук отбился.

Просила, чтобы забрали его к себе. Нужен, как говорится, мужской глаз.

Пристроить бы юношу в вечернюю школу, на работу. Жалко парня. Смышленый, даже толковый, любит читать книги, но неуправляем. Дело кончится плохо. Приехал дядя Амаяк из Нинакана, забрал шестнадцатилетнего племянника к себе. Приодел, устроил в десятый класс вечерней школы. Решил присмотреться, разузнать, к чему душа лежит у парня. А тот на третий день избил до полусмерти мужа своей двоюродной сестры. Когда же сестра пристыдила его, поднял руку и на нее. Оставаться в доме дяди он уже не мог…

Траурный вечер по случаю неудавшегося ограбления ювелирной фабрики закончился в прямом смысле слова под столом. Все трое от перевозбуждения напились и, словно по команде, одновременно отключились. На следующее утро Размик оставил друзей спящими и отправился на работу. Николай и Феликс, может, спали бы еще, если бы в дверь не постучали.

– Джо, открой дверь, - сказал Николай.

– Голова трещит. Открой ты.

– Ты наглеешь, Джо.

– Это ты наглеешь.

– Какая тебя муха укусила? - сказал Николай, и сам пошел открывать дверь.

В гости к ним спозаранку пришел Сема-Кяж. Рыжеволосый парень, которому едва исполнилось восемнадцать. Семен Хлебников с самого начала признал в Николае кумира, с которым можно себя чувствовать как за каменной стеной. Когда Николай рассказывал Семе Хлебникову об ограблении армавирской сберкассы, то ловил себя на мысли, что того завидки берут. Надо же, выйти целехоньким из сберкассы с уймой денег да еще в придачу с пистолетом! И вот Николай Каланян дал команду Кяжу поискать какой-нибудь объект, куда можно пробраться сквозь стену. Двое суток юноша бродил по городу в поисках такого объекта, пока не набрел на магазин, в котором продают магнитофоны. Рядом с памятником архитектору.

– Проходи, Кяж, - сказал Николай, закрывая за ним дверь, - тут Индеец Джо требует поменять ему прозвище.

– Ничего я не требую, - сказал Феликс.

– Как не требуешь? Требуешь. Разве может настоящий Индеец Джо своему шефу сказать: «Ты наглеешь»?

– Тебе-то что? Ты холост. А у меня в Нинакане жена, ребенок. Я надеялся на тебя и сказал, что еду на шабашку. Вот женишься и узнаешь, что такое, когда мужик возвращается домой без денег.

– Чего тут спорить? - вставил Хлебников. - Каждый магнитофон стоит не меньше тысячи. Все они небось импортные. А взять можно столько, сколько сил хватит.

– Ты это о чем, Кяж? - спросил Николай.

– Я твое поручение выполнил. Нашел, как ты сказал, объект. Стена - каменная кладка. Угол выходит в проулок. Ни единой души. Вставайте, лучше пойдем на разведку.

– Вот видишь, Индеец Джо, я же говорил, что Кяж - настоящий мужчина, а ты… - и Николай с размаху двинул кулаком в лицо сидящего на кровати Феликса.

Николай и Семен прохаживались недалеко от памятника архитектору, вглядываясь в… тишину ночного города, когда Феликс бесшумно разбирал стену радиомагазина.

Феликс трудился примерно полтора часа. Как и было условлено, закончив работу, он без сигнала сам вышел на улицу. Медленно подошел к родничку, который тихо журчал у памятника архитектору, попил воды и так же медленно вернулся назад. Теперь уже он стоял на часах, или, как сам выразился бы, на атасе. Вскоре Николай и Семен возникли из темноты, неся по огромному мешку. Дотащили до родничка, поставили на краю тротуара. Тут же появился Феликс, таща за собой огромную, как арба, двухколесную тачку, на которой были сложены несколько мешков, наполненных хлебными отходами. Точно такие же мешки, как те, в которые уложены магнитофоны.

По всему городу они катили эту арбу. Феликс и Семен не раз хотели остановить попутные служебные машины, но всякий раз Николай строго и уверенно запрещал. Ему нужно было доказать своим сообщникам, что каждая деталъ в разработанном им плане имеет особое значение. И когда у центрального рынка их остановила милицейская патрульная служба, Николай спокойно сказал двум молодым милиционерам.